Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жертва изнасилования
Сержант Бонд постучал в крашеную в малиновый цвет дверь и, не дожидаясь ответа, громко произнёс: «Откройте, полиция!» Дверь тут же открылась, и удивительно красивая женщина впустила его вовнутрь. В квартире пахло кондиционером для белья и жареными кукурузными лепёшками.
– Проходите в зал, – сказала женщина с едва заметным мексиканским акцентом. Она куталась в плотный махровый халат белого цвета, но Бонд не мог не отметить, что фигура у неё просто божественная. Тонкие лодыжки точёных ног, сверкающие перламутровым педикюром стопы, – эта женщина была жемчужиной в куче мусора, если учесть то, в каком районе она жила. Это был эмигрантский квартал, населённый, в основном, полунищими мексиканцами, выходцами из бывшего СССР и пьяницами. Жильё стоило недорого, поэтому и селились здесь одни бедняки.
Мария расположилась на диване из чёрного кожезаменителя. Стараясь не пялиться на красавицу, Бонд осмотрелся. В зале было чисто, если не считать перевёрнутую набок большую пластиковую корзину с рассыпавшимися из неё игрушками.
– А где же владельцы этих игрушек? – спросил сержант.
– Дети сейчас с моей тётей, – ответила красавица. Её лицо выглядело заплаканным и по-детски нежным.
– Это хорошо. Мисс, расскажите мне, что с вами произошло? – Бонд сознательно отступил на несколько шагов, чтобы соблюдать дистанцию между собой и пострадавшей. Совсем недавно на курсах их учили держаться подальше от женщин, особенно – привлекательных, потому что, бывает, полицейских, прибывших по вызову, обвиняют в сексуальных домогательствах, а уж тогда проблем не оберёшься. Да-да, держаться подальше от привлекательных, а эта женщина была бесподобна.
В голове Бонда вдруг пронеслась шальная мысль, цветущая синими красками счастья картина, – он, эта красавица, лучший кинотеатр города, темнота зрительного зала, шипящая кока-кола со льдом и ведёрко ещё горячего попкорна – одно на двоих… Бонд выдохнул и с раздражением прогнал этот почти осязаемый мираж.
– Мисс, ваше имя, фамилия, дата и место рождения.
От неловкости и напряжения уши его пылали, и пальцы, державшие ручку, слушались плохо. С трудом он записал имя, фамилию и дату рождения красавицы. Ну, конечно, она мексиканка.
– Будьте добры показать мне ваше водительское удостоверение, – Бонд старательно выписал данные с пластиковой карточки, бесстыдно разглядывая прекрасное лицо на фотографии.
– Повторите, пожалуйста, что с вами случилось.
– По сути, меня изнасиловали, – произошла Мария таким тоном, будто речь шла о кружке по рисованию. Бонд заставил себя посмотреть на неё. В его груди заклокотало возмущение. Ещё минуту назад в его голове они ели попкорн из одного ведёрка, а теперь… Теперь он готов был порвать на части того, кто надругался над ней.
– Кто это сделал? – Бонд заставил себя сделать ещё один шаг назад. Чёртова ручка отказывалась писать.
– Это сделал священник.
– Священник? – Уши Бонда, казалось, были готовы отвалиться, – а как его зовут?
– Он, говорил, что его, вроде бы, зовут Генри.
– Генри?! А это имя или фамилия?
– Я думаю, что это фамилия.
– Мисс… – Сержант Бонд осторожно посмотрел на женщину, затем быстро взглянул в блокнот, – мисс Гиллера, мне потребуется как можно больше информации о человеке, который на вас напал. Его рост?
– Высокий. Выше шести футов.
– Вес?
– Не знаю. Тяжёлый, но не толстый…
– Как он выглядит? Блондин, брюнет, лысый?..
– Тёмные волосы с проседью, симпатичный мужчина, лет пятьдесят – пятьдесят пять.
Бонд озабоченно писал в блокноте, буквы повисали на линиях как носки на бельевой верёвке. Грязь, закон должен будет отстирать эту грязь.
Ему вдруг стало чрезвычайно неприятно на душе. Из-за истории со священником ему почудилась в красавице какая-то гниль, и от этого чуть выше солнечного сплетения он ощутил тошнотворную боль. Будто он ел сладкое, сочное яблоко и вдруг нечаянно разжевал червя или нашёл жвачку в своём гамбургере. Бонд посмотрел на Марию. Она сидела совершенно спокойно, её лицо выражало безразличие. А вдруг, она врёт? Сколько их таких, женщин, которые, обидевшись, катят бочку на мужчин.
– Почему вы замолчали, офицер? У вас ручка не пишет? – красавица вдруг обратилась к нему, поменяв позу в кресле. Теперь она сидела напряжённо, обхватив руками колени, на самом краешке дивана.
Бонду вдруг показалось, что в любой момент она зарычит и кинется на него, обнажив спрятанные под пухлыми губами алмазные клыки и обрастая на ходу шерстью, как оборотень. Сержант встряхнул головой, чтобы смахнуть с себя эту чёртову голливудщину, поморщился и продолжил:
– Где это произошло?
– В Сиэтле.
– По какому адресу?
– Я могу показать здание. Недалеко от рынка, в сторону кинотеатра.
– Которого кинотеатра?
– «Звёздный час».
– А почему вы туда не вызвали полицию?
– Я боялась, что он изобьёт меня, он жестокий.
– Адрес?
– Не знаю адрес. Говорю же, могу показать.
Бонд задумался. Чем глубже к середине яблока, тем больше гнили.
– А как вы там оказались?
– Меня подвезла подруга.
– Её имя?
– То есть, друг. Извините, перепутала.
– Как его зовут?
– Я не могу назвать его имя, он женат.
Попкорн в ведёрке остыл. Бонд вдруг понял, почему ему пригрезился кинотеатр, – это из-за того, что в квартире пахло жареными кукурузными лепёшками. Бонд положил блокнот на спинку дивана, на котором сидела Мария и, поборов себя, присел рядом с неё на корточки, заглядывая ей в лицо.
– Послушайте, мисс. Я здесь, чтобы вам помочь. Вы должны говорить мне правду.
Женщина блеснула глазами, наливающимися слезами, попыталась взглянуть на Бонда и закрыла лицо руками. Сержант тяжело вздохнул и вернулся к блокноту.
– Мисс Гиллера, продолжим. Расскажите об обстоятельствах, при которых вам… – Бонд сглотнул, – на вас напали…
– Мы находились в квартире, вдвоем. Синьор Генри набросился на меня и изнасиловал.
– А что произошло потом?
– Потом он ушёл, я позвонила другу, и он привёз меня домой. Отсюда я позвонила в полицию.
Священник насилует женщину, которая находится в квартире по неизвестному ей адресу, куда её привезла подруга, нет, женатый друг. Должно быть – это проститутка по вызову. Иначе, как бы она оказалась в квартире наедине с распоясавшимся священником? А женатый друг, следовательно, – охранник либо сутенёр.