его руку, но та не поддавалась, и Ахмед лишь коротко забулькал. Эннис между тем занес перед лицом Ахмеда черную штуковину, оказавшуюся беспроводной машинкой для стрижки, и включил ее. До Бена донеслось приглушенное жужжание. Эннис осторожно поднес машинку ко лбу своего пленника, провел ею вверх, и состриженные волосы упали на лицо и плечи Ахмеда. Бен заметил, как некоторые из них опустились и на лежавшую на земле открытку.

Наконец Эннис убрал руку от Ахмеда, уронив с предплечья прядь волос. Тот рухнул на землю, упершись в нее руками и коленями, по подбородку у него текла слюна. Эннис все теми же размашистыми тихими шагами удалился по дорожке, ведущей к учебному корпусу, и скрылся за деревьями.

Прошло несколько секунд. Ахмед наконец потянулся за открыткой, чтобы поднять ее с земли, и это движение словно разом вывело присутствующих из всеобщего транса. Оказавшиеся возле Ахмеда девушки помогли ему встать. Вновь стало слышно раздражающее, назойливое жужжание бензопил. Пока Бен шел к Ахмеду, в нем шевелилось раскаяние из-за того, что он говорил ребятам в «желобе». Но тем не менее он стиснул зубы, ощутив в себе такую же дрожь, как тогда, когда придавил шлепанцем шмеля в общаговском туалете, чувствуя недолгое сопротивление его внешней оболочки и потом резкий ее разлом. Хатч поспешил за ним следом, но Бен и не оборачиваясь знал, что на лице у того написано торжество. Подойдя сбоку к Ахмеду, он увидел, что на лицевой стороне открытки изображены два гвардейца у Букингемского дворца в их мохнатых шапках.

* * *

И хотя Бен почти не касался Ахмеда, слегка лишь придерживая его над локтем, у него было такое чувство, будто он тащит соседа по лестнице. Они ввалились в комнату, поскидывали рюкзаки с учебниками, и Ахмед тяжело опустился на стул у своего письменного стола. Вид у него был совершенно отсутствующий, как будто он только что вышел из наркоза после операции. Более длинные волосы на его голове прикрывали обнажившуюся полоску кожи, однако под ними ощущалось этакое настораживающее отсутствие объема, как будто на голове у Ахмеда появилась глубокая вмятина. Бен, впрочем, ожидал от обитателей «желоба», что те выкинут какую-то нехорошую шутку с Ахмедом: или подсунут что-нибудь пакостное ему в постель, или плеснут на него в душе ледяной водой.

— Посиди-ка здесь, — сказал Бен.

Он быстро сходил к Джеду за его машинкой для стрижки.

— Надо сделать везде одинаково, — сказал он, вернувшись.

— Нет… — отпрянул Ахмед, увидев в руках Бена машинку.

— Надо. Ты же не будешь в таком виде тут ходить.

— Но стрижка волос не бессмысленный акт! В исламе для этого есть определенные дни. И если мой отец увидит…

— Но ведь он же тебя не увидит. Сейчас мы все это сострижем, чтобы было ровно, и у тебя будут еще долгие месяцы, чтобы все отрастить заново, пока ты не отправился домой. Все будет отлично. К тому же ты по-любому никогда не молишься.

— Но ведь должен же!

— Тебе придется подстричься, никуда не денешься.

Бен даже представил, как Ахмед заходит в столовую, пытаясь сохранять привычную свою невозмутимость с этой «вмятиной» до самой макушки.

Он силой поднял Ахмеда на ноги, подвел его к большому, в полный рост, зеркалу позади двери.

— Смотри, Ахмед.

Состриженные волосины торчали у того вдоль ворота, цеплялись за волокна свитера.

Ахмед откинул назад волосы, чтобы как есть увидеть выбритую полоску, и понял, что выглядит совершенно по-дурацки — именно так, как и хотелось тому, кто это с ним сотворил. Его лоб, щеки и губы как-то разом набрякли, потяжелели. Бену больно было это наблюдать.

— Ладно, — произнес Ахмед и, помолчав, добавил: — Если на то имеется такая веская причина.

Бен отогнул пошире угол ковра, переставил стул на открывшийся участок пола перед зеркалом, и Ахмед сел. Мгновение подумав, Бен взял одно из своих полотенец и накинул на плечи Ахмеду. Воткнул вилку от машинки в розетку внизу у двери. Лицо у Ахмеда застыло. Бен сместил выключатель на боку машинки, и она уютно заурчала. Бен поднес ее к правой части лба Ахмеда и провел сквозь волосы, которые с пугающей легкостью стали падать вниз. Когда они начали осыпаться на глаза, Ахмед зажмурился.

Волосы падали ему на плечи, на колени, на узкий краешек сиденья за его спиной, на пол. Проходя по волосам, машинка гудела приглушеннее, а выбираясь на остриженный участок, сразу издавала громкий звук.

Бен быстро уяснил, что, желая получить верную длину, надо вести машинку против роста волос. Краями режущей кромки он обработал волосы вокруг ушей Ахмеда, сразу припомнив, как запускал нож в сустав индюшачьей ноги в тот единственный раз, когда отец позволил ему разделывать запеченную индейку. Несколько раз прошелся по затылку, где волосы у Ахмеда словно вихрились и, что бы Бен ни делал, все равно торчали неровными прядками. Там, где он снова и снова водил машинкой, кожа начинала уже краснеть. Наконец Бен вынужден был признать, что это просто особенность волос его соседа. От невозможности придать Ахмеду наилучший вид, сделать его стрижку наименее сумбурной у Бена даже перехватило горло. Он представил, как Эннис вместе с Фитци и Иэном в этот момент отрывисто хохочут над Ахмедом. Тот походил сейчас на измученного жизнью монаха, наряженного в чужой красивый свитер.

Наконец Бен выключил машинку, и Ахмед, сперва с опаской, словно боясь обжечь пальцы, провел рукой по голове, затем еще раз, словно заново знакомясь со своей неожиданной прической.

Он водил ладонью по голове туда-сюда, и, хотя лицо его оставалось угрюмым, Бену показалось, что новое ощущение все же доставляет его соседу некое удовольствие.

— Мне очень жаль, Ахмед.

— Обычно мне нравится, когда меня стригут, — произнес тот, все еще ощупывая голову. — Воздух сразу обвевает.

Они оба помолчали. Потом Ахмед повернулся к зеркалу левым боком, изучая себя в другом ракурсе, затем правым. Снова левым и снова правым. Ахмед явно уже привык к своему новому облику. Наконец он оторвал взгляд от зеркала и посмотрел Бену в глаза. Тот почувствовал себя пристыженным.

— Я что, сделал что-то нехорошее? — спросил Ахмед.

Бен молча склонил голову набок.

— У меня плохо получается постигать здешнюю жизнь?

Бен попытался придумать, как это правильно объяснить.

— Пожалуйста, помоги мне все наладить.

— У тебя все получается, Ахмед.

— Помоги, прошу тебя.

Ахмед уже достаточно натерпелся для одного дня.

— Ты в самом деле неплохо справляешься.

Ахмед разделся, чтобы принять душ. Когда он в полотенце повернулся к Бену спиной, с голыми плечами, обсыпанными короткими волосками, Бен вдруг увидел, как Ахмед будет выглядеть, когда станет гораздо старше.

Из хозяйственного шкафчика Бен принес веник и убрал состриженные волосы. Одну за другой становившиеся