Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было мое первое дело.
До этого весь месяц Полуночница заставляла меня много есть, спать и тренироваться. Я немного набрал вес и практически избавился от последствий приема лекарств. Впрочем, как я уже знал по своему опыту, здоровье в отправную точку мне уже было не вернуть.
Жаль, боевые искусства нельзя было загрузить в мозг, как в «Матрице». Вместо этого я каждый день вставал в шесть, пробегал пару километров, принимал душ, посещал лекции в Кадетском Корпусе, а потом до самой ночи тренировался в спортзале и в местечке, которое Полуночница ласково называла «додзё». Додзё располагалось в самом неожиданном для меня месте: это была крыша дома номер семнадцать на улице Алеутской, одного из двух зданий комплекса Серой лошади. Эта крыша была целью многих руферов города, не зря же этот памятник архитектуры некоторые старожилы называли первым небоскребом Владивостока. В нем насчитывалось всего семь этажей, но для конца тридцатых годов, когда в городе не строили зданий выше четырех, этот дом был внушительным и заметным.
– Здесь красиво, – сказал я, разглядывая крыши окрестных зданий. Большие статуи красноармейца, летчицы, колхозницы и шахтера, поборники социализма, украшавшие крышу дома номер семнадцать, окаменевшими глазами наблюдали за двадцать первым веком айфонов, ютуба и треков Моргенштерна.
Для простых смертных проход на крышу Серой лошади был закрыт, но я был бы впечатлен и рад увидеть город из этой точки больше, если бы не нервничал насчет первой тренировки. – Нас же по-любому прекрасно видно из окон администрации края, да?
– Им никакого дела до нас нет. А само здание… Воплощение утопии в архитектуре, – пожала плечами Полуночница и тряхнула рыжими волосами, всем своим видом олицетворяя скептицизм. – Довольно символично было строить такие красивые дома тогда, когда людям жилось так плохо. Ты вообще знаешь, что при строительстве использовались надгробные плиты Покровского кладбища?
Покатая, украшенная арками и статуями, старая крыша была отличным местом для тренировок. Помня, что в любую секунду любое мое движение может кончиться тем, что неплотно уложенный зеленый профнастил под ногами разойдется или провалится, я учился балансировать и никогда не задерживаться на одной точке крыши надолго.
– Хороший страж, – говорила Полуночница, лениво раскручивая в пальцах боевой шест, – должен уметь владеть своим телом на все сто.
Она запретила мне обедать с ножом и приближаться к любым режущим предметам, пока я не поставлю ей хоть один синяк. Я даже побриться не мог. Шест складывался до размеров обычной палки толщиной с запястье, но когда он обрушивался на мои ноги, плечи или спину, он расцвечивал их синюшными кровоподтеками.
Бензиновые испарения от машин развеивались в воздухе, не достигая крыши, но когда я принимал душ после тренировок, с моих волос и тела текла черная вода.
Полицейский заметил нас и сделал знак своим подчиненным. Те быстро отогнали толпу китайских туристов и местных жителей в сторону. Полуночница щелкнула пальцами, и я ощутил знакомое покалывание вдоль позвоночника. В желудке заурчало, а голова стала такой неосязаемой, как бывает, если чересчур резко встаешь с дивана и вся кровь приливает к мозгу. Через секунду неприятное ощущение исчезло – машина проехала прямо сквозь блокпост.
– Ты как? – Полуночница стерла с приборной панели невидимые пылинки и в сотый раз поправила болванчика-бэтмена. – Все еще мутит от магии?
– Мне кажется, я никогда не привыкну, – пожаловался я. Несмотря на то, что мне выдали черную с золотом рубашку, я чувствовал себя чужим среди жаров. Хотя бы потому, что испытывал адский голод, стоило мне почуять биение магии в чужом теле.
Дорога резко уходила вниз, петляла, и Полуночница раздраженно цокала языком каждый раз, когда машина подпрыгивала на кочках.
Она припарковалась между двумя вагончиками с кофе навынос, неторопливо отстегнула ремень безопасности, поправила солнцезащитные очки и волосы. Велела мне, выходя наружу:
– Дверью не хлопай, это не грузовик.
Я состроил гримасу, но все-таки постарался закрыть дверь поаккуратнее.
Полицейские уже опрашивали очевидцев, так что мы направились сразу на место происшествия.
У маяка, как обычно, было ветрено, и мы поплотнее запахнули куртки, пытаясь не дать ветру пробраться под одежду. От морского бриза кожа тут же покрылась мурашками, а рыжие кудри Полуночницы выбивались из-под капюшона и лезли в лицо.
Я прикрыл рот рукой, чтобы туда не попал мелкий песок, который ветер щедро подбрасывал в воздух:
– И какой план?
– План? – переспросила наставница. – Сначала нужно увидеть место происшествия и оценить, было ли какое-то магическое вмешательство.
– И, если было?..
– Если было, я смогу отследить нити реальности – недолго, мои способности ограничены, в магическое прошлое существа выходит заглянуть часа на два назад, позже пока не получалось.
– На что это похоже? – не унимался я, пытаясь поспеть за широким шагом Полуночницы. Впервые я оценил практичность ее экипировки: крепкие ботинки, не скользившие на влажных от соленых брызг камнях, плотные джинсы, дорогая спортивная ветровка с молниями в районе подмышек – если станет жарко, можно расстегнуть и там. На поясе висели ключи от машины, небольшой фонарик, складной нож. Волосам, правда, она предпочитала давать полную свободу.
– Наша Вселенная создана из магии, – сказала Полуночница. – И каждый из нас тоже. Магии четкой, сбалансированной, идеальной. И каждый раз, когда кто-то применяет наречие, подчиняя эту магию, эффект от этого похож на камешек, упавший в воду. Еще некоторое время идут круги.
– Я чувствую покалывание, когда вокруг меня происходит колдовство, – я перескочил через очередную лужу морской воды. – Похоже на мурашки вдоль позвоночника.
– Антимаги не пробуждались уже лет двести, даже во время мировых войн, – Полуночница пожала плечами и вдруг вытянулась, помахав маленькой точке вдалеке, у самого маяка, который еще был в отдалении и казался не больше мизинца. – Тебе придется привыкать к тому, что одни будут тебя проклинать, другие – превозносить. Но абсолютно все будут тебе завидовать. Потому что нам подвластна только энергия жизни. А ты можешь управлять энтропией, поглощая волшебство и меняя саму его суть.
Остаток пути мы проделали в молчании.
Восьмигранный белый маяк с красной шляпой крыши стоял на конце длинной узкой косы Токаревская кошка. Причем тут кошка, я плохо понимал, однако поведение у косы было и вправду своенравное, так что городским властям то и дело приходилось завозить сюда мелкие камни и укреплять косу, чтобы та не ушла окончательно под воду.
