Молодой голос сказал из полутьмы:

— А я слыхал, что свет идет не сам по себе, а отсолнца!

Кощунник сердито сдвинул мохнатые брови, возразил сердито:

— Долго спишь, не видишь белого света самого по себе!Встань засветло, выйди на околицу. Увидишь, как светает на виднокрае, какотступает злая тьма, как победно надвигается белый свет, как славят его звери иптахи, как просыпаются пчелки, бегают мураши... Работать начинаем при беломсвете, скотину гоним на выпас, в поле выходим! А солнце появляется многопогодя, на готовенькое.

— Глупое оно аль ленивое?

Кощунник сердито блеснул глазами:

— Старших чтит! Не то что нынешняя молодежь! Не забегаетпоперед белого света, ибо Род сотворил солнце много позже!

Задорный голос пристыженно умолк. Кощунник ударил пострунам, заговорил с подъемом:

— Стал Род творить небо и землю, солнце и звезды,сотворил луну и зверей, реки и горы, моря и степи. На третий день селотдохнуть. Не все понравилось, что сотворил, и он стал думать, что делатьдальше.

Неподалеку от Олега парень сказал вполголоса молодой девке:

— Сперва натворил, потом задумался! Если бог так делал,то чего от меня батя требует...

Девка отвечала с сочувствием:

— Ну и мир сотворил! Славко, ты бы сделал лучше...

Кощунник услышал, сверкнул очами, но сказал примирительно:

— Род был один, никто не мешал. Даже боги не всемогущи:что сделано, уже не сотворят несделанным. Поправляй, улучшай, но уничтожитьнельзя. Призадумался Род и родил себе в помощь Белобога и Чернобога...

— Мужик? — ахнул кто-то.

На дурня цыкнули, кощунник продолжил:

— Взялись населять мир зверьми, птицами, рыбами, гадамии насекомыми...

— Насекомых пошто? — спросил кто-то, затем послышалсязвучный шлепок. — Насосался, упырь! Лягухам от них радость, так мы и безлягух бы обошлись...

Кощунник сказал с язвительной насмешкой:

— Не для человека мир творился! Боги творили простотак, потому много всякой дряни. Это уже потом, когда колоды веков прошли, а мирне менялся, прискучило все хуже горькой редьки. Тогда престарелый Род слетел сМирового дерева, где сидел в личине сокола, и сотворил на удивление богамневиданного зверя — человека. То был самый лютый зверь, самый подлый и хитрый,но зато и самый слабый. Не дал ему Род ни когтей, ни клыков, ни плавников, никрыльев — зато дал каплю своей крови!

Старец оглядел замеревшие в ожидании лица. В ночном воздухепоплыл печально-торжественный звук туго натянутых струн.

— Человек может прожить жизнь, не зная о частичке богав себе... Но может и раздуть ее в бушующее пламя, как случилось с тремядревними героями, которые однажды вышли из дремучего Леса в мир. Раньше жилипо-звериному, копали корни, били зверей камнями и палками...

Олег увидел Гульчу — вышла на ночное крыльцо, постояла,всматриваясь в темень. Могучий голос кощунника и пестрая кучка молодежипривлекли ее внимание, она быстро сбежала по ступенькам.

Кощунник говорил с подъемом:

— Звали этих героев: Таргитай, Мрак и...

Гульча была близко, Олег протянул руку из темноты, внезапносхватил ее за плечо. Она дернулась, испуганно ойкнула. Олег обнял ее за плечи,сказал прямо в ухо:

— Случилось что?

— Нет, просто тебя искала, — ответила она,прижимаясь к нему и одновременно вытягивая шею к старцу. Тот вещал свдохновенным блеском в глазах:

— Таргитай лучше всех играл на свирели, Мрак был лучшимстрелком, а...

Олег сказал Гульче на самое ухо, она даже отпрянула отнеожиданности:

— Тогда пойдем ужинать и спать. Впереди трудный путь.

Гульча сказала с неудовольствием:

— Но я хочу послушать легенды местных племен!

— Твое право, — ответил Олег невозмутимо. —Тогда я поеду один.

Гульча сверкнула глазами, в них отражались уже не звезды, авсе звездное небо. Олег обрадовался, что она остается, но Гульча поспешноповернулась, взбежала по ступеням, опередив пещерника.

Корчма была просторная, хотя старая, даже древняя, с низкимзакопченым потолком. Старые балки просели, выпячивались, как худые ребра старойлошади. Деревянный пол вдоль стен был вымощен булыжником в два ряда, в двухочагах взревывало косматое пламя, огороженное валунами. Три пары сапог стоялиблиз огня, от сырых голенищ валил пар.

Столов было два десятка, но лишь за одним сидели троеугрюмолицых мужчин, между собой почти не разговаривали. На вошедших Олега иГульчу уставились недобрыми, красными глазами. Пальцы на руке Гульчи сжалисьпредостерегающе. Олег лениво двигался по корчме в глубь зала, его зеленые глазаневозмутимо глядели перед собой. Он негромко кашлянул, прикрывшись ладонью, итихо сказал, не отнимая руки:

— Ничего не говори... Третий от двери — чтец по губам.

Гульча словно оказалась под ледяным ливнем — похолодела, шлапокорно, по сторонам не рискнула бросить даже беглый взгляд, страшась, чтовыкажет свой ужас.

Хозяин корчмы выдвинулся из кухни, вытирая руки о передник:

— Что хотите?

— Поесть, — сказал Олег коротко. — И выпить.

Хозяин смерил критическим взглядом его рваную одежду, сказалгрубо:

— Хлеб почти свежий — неделю назад пекли, мясовчерашнее. И сыр.

— Сыр прошлогодний? — сказал Олег хмуро. —Неси, только быстро, пока я не начал грызть стол.

Хозяин не сдвинулся с места. Олег вздохнул, долго рылся повсем карманам, выудил серебряную монетку, показал и спрятал. Хозяин кивнул:

— Сейчас принесу. Садитесь к этим гостям, там естьместа.

Олег ответил медленно, сделав голос почтительным:

— Зачем же беспокоить важных людей? Сядем и за грязныйстол. Мы люди маленькие.

Гульча молча опустилась на лавку, залитую супом, с трудомотыскав чистый краешек. Олег шумно сдвинул блюда с объедками, рукавом смахнуллужи пролитого пива и браги. Гости за дальним столом мрачно посматривали нановоприбывших, наконец один внезапно спросил:

— Эй, девка! Из каких краев?

Она вспыхнула, холодно взглянула на гуляку. У него быломассивное лицо, на правой щеке — глубокий шрам, напоминающий странный узор.Запавшие глаза смотрели жестко, оценивающе. Перед ним стоял ковш с брагой, ноглаза гуляки были трезвыми.

— С севера, — ответила она медленно, — еслимой хозяин позволит мне ответить самой. Он купил меня там...

— Он позволит, — отмахнулся гуляка. И бросил напещерника оценивающе-пренебрежительный взгляд. — Где он серебряные монетывзял? Зарезал кого?.. А ты северянка?