Кости хрустели под сапогами, рассыпаясь в пыль. Попадались исвежие — с остатками одежды, клочьями жил на костях — недогрызенное сытые звериоставили жукам да муравьям. Земля под ногами чавкала жирная, темная, всюдутемнели норы насекомых устрашающих размеров.

— Похоронить бы их, — предложил Олег. —Собраться волхвам, объявить перемирие. Пращуры страдают без погребения, онисейчас во власти злого Ящера!

Горюн двинул покатыми плечами:

— Теперь не разберешь... У нас закапывают, рашкинцысвоих сжигают. Кости все одинаковые! К тому ж работы на тыщи лет, пусть даже напогребение выйдет стар и млад. Ведь бой идет тыщи лет, тыщи!

— Из-за чего?

Горюн поскреб затылок, переспросил озадаченно:

— Из-за чего? Да из-за всего можно драться, рази неведаешь? Из-за баб, земли, скота, травы... из-за того, что те чужие.

— Чужие? Все мы — дети Руса, внуки Славена, правнукиСкифа!

Горюн на ходу уныло поскреб за пазухой, скривил худую рожу:

— Эт усе байки кощунников. Такое наплетут, что хотьсейчас иди обниматься со всяким. Чужие — они чужие. Их не грешно бить, грабить,брать в полон, зничтожать. А хаты — жечь, ибо — чужие.

Гульча бледнела все и, наконец, перебежала на сторону Олега,вцепилась в его руку. Ее пальцы дрожали. Олег все ускорял шаг, стараясьпоскорее пересечь страшное поле. Кости лежали вразброс и целыми горками, черепас укоризной смотрели вслед странникам пустыми глазницами.

Горюн повел по краю широченного оврага — дальний край едвавиден, но странно неглубокого. Ноготки Гульчи вдруг вцепились в руку Олегаглубже: овраг был заполнен человеческими костями.

— Скоро кончится? — спросил Олег. Он сбеспокойством посматривал на бледную, как смерть, девушку. — Сколько ещеидти по костям человеческим?

Горюн посмотрел на небо, оглянулся на оранжевый шар солнца,что катился все еще вверх по небесной горке:

— Ну... дня два-три... Ежели не останавливаться наночь. А может, и больше, я дальше не хаживал. Долго ты, святой волхв, сидел впещере, ежели не ведаешь, что в мире творится... Это ж усюду! Кощунники грят,что бьются поляне, древляне, дряговичи, хорваты, урюпинцы, вятичи, лютичи,бодричи, все-все другие племена и народы.

— Брат на брата, — сказал Олег.

— Племя на племя! — поправил Горюн. — А ежелибы и брат на брата?.. Всяко бывает. Брат хуже чужака бывает.

Очень нескоро они выбрели на широкую утоптанную дорогу, гдемогли бы разъехаться две телеги, не заезжая колесами на поле белеющих костей.

Малость погодя открылся вид на маленькую весь из десяткахаток. Она расположилась в излучине речушки, с другой стороны отгородиласьновеньким высоким частоколом и глубоким рвом. Через ров были переброшены изсвежевыструганных бревен два моста, а вблизи лежали горелые бревна и жерди.

Олег уловил настороженный взгляд Горюна, сказал поспешно:

— Нам недосуг, пройдем мимо. Возьми монету!

Он бросил серебряный. Горюн ловко поймал, разжал кулак,ухмыльнулся:

— Давно не видел динара... Пипин?

— Карл, — буркнул Олег. — Будь здоров, Горюн!

Кони легко пошли наметом, заскучав на бесконечном поле.Кости и черепа тянулись по обе стороны дороги, но при быстрой скачке сливалисьв грязно-белое полотно, словно снежное поле усыпал пепел исполинского пожара повсей славянской земле.

Они скакали двое суток, останавливались все чаще — уставаликони. На третьи сутки не дотянули и до обеда: пришлось коней отпустить натраву, а сами легли у костра близ дороги. Олег умело сварил душистый отвар изместных трав. Гульча пила с удовольствием — понравился.

Справа от дороги простиралась унылая холмистая равнина. Лишьприсмотревшись, можно было понять, что нынешние холмы — остатки руин древнихгородов: не то замков, не то крепостей. Циклопические камни блестели подсолнцем, между ними протискивалась зелень, кое-где боролись за место подсолнцем кусты, даже поднимались белокорые березки, но древесные корни все ещене могли окончательно раздвинуть, обрушить огромные камни.

Несмотря на синее небо и яркое солнце, над развалинамисловно бы висела незримая тень. Гульча передернула плечиками:

— Похоже на кладбище, где бродят тени мертвых!

Олег поморщился:

— Здесь не всегда были руины.

Ей почудился вызов, она сразу ощетинилась, сказала ядовито:

— Конечно, ты волхв, знаешь много. Может быть, даже сампомнишь, что здесь было?

Олег мерно отхлебывал обжигающий напиток, смотрел поверхчашки на сглаженные ветром и снегами камни, узнал потрескавшийся фундаментбашни, что за тысячелетия превращается в обыкновенный каменный холм, и вдругкак наяву увидел огромный сверкающий город: замки с трепещущими наостроконечных крышах прапорцами, огромные дома-конюшни из обожженного кирпича,караван-сараи, дома для купцов, узрел огромную площадь, вымощенную плитамимрамора, а в середине — дворец владыки киммеров... Суетятся люди, тащатогромный котел, отлитый из наконечников стрел, а через странную площадьрассеянно идут трое ошеломленных невров, раскрывают рты на каждом шагу. Самыймладший из них — Таргитай — то и дело спотыкается, поскальзывается...

— Это был Экзампей, — ответил Олег после долгойпаузы. — Стольный город... Если память не подводит.

— Рашкинцев? Или этих подгорников?

— Экзампей был столицей киммеров... Но строили некиммеры. Древний народ, неведомый нам...

— А куда делись киммеры?

— Растворились среди скифов, те их разбили.

— А скифы?

— Растворились среди славян, — ответил Олег. Онсунул ковшик в мешок. — Пора в путь.

Дорога змеилась между осевшими глыбами, многие ужепревратились в обычные валуны, кое-где лишь угадывался былой порядок: стены,фундаменты... Иногда приходилось слезать и вести коней под уздцы — нынешниеплемена так и не удосужились за тысячу лет расчистить дорогу хотя бы для двух коней,идущих в ряд.

Солнце припекало. Группки деревьев попадались редко, и когдадалеко на обрии зачернела полоска, даже кони ожили, чувствуя тень, воду, отдых.

Олег зачуял влагу задолго до того, как впереди показалисьвысокие заросли камыша. Над головами замелькали стрекозы, садились на торчащиеуши коней. Комары встретили тучей, зазвенели. Гульча начала отмахиваться обеимируками от слепней и оводов. Из зарослей осоки слышалось встревоженное утиноекряканье.

Болото открылось сонное, потянулось до самого леса. К водевел хороший спуск, Гульча пустила коня вперед, со вздохом облегчения началарасстегивать пряжки на одежде. Олег прислушался, внезапно бросил резко: