Лишь за полночь ушел Олег с пира. Им постелили роскошнуюпостель, мягкие шкуры и меха лежали в десять слоев, подушки были из тончайшегопуха.

Похоже, Храбр мало верил в святость пещерника — второйпостели не оказалось вовсе. Гульча скользнула под шкуру первой и замерла вожидании, но пока Олег снимал сапоги, расстегивал пряжки, развешивал по стенамножи, пояс, она... заснула, измученная такими событиями дня.

Проснулась, сразу ощутила стыд и злость на себя, торопливопротянула руку рядом еще тепло, но самого пещерника не оказалось. За стенойржали кони, слышались голоса. В раскрытое окно светило яркое солнце.

Храбр сам заботливо проверил мешки, копыта лошадей. Онивыехали на своих конях: Олег на огромном белоснежном жеребце, Гульчана вороном.Оказывается, тиверцы подобрали их, идя по следу беглецов, привели в руки рашкинцев.В запас Гульче дали двух рослых коней под расшитыми чепраками, в изукрашеннойузде, а в гриву вплели цветные ленты. Олег косился, хмыкал: рашкинцы считали еесвирепой поляницей, но не забывали, что она красивая женщина, под которой иконь должен быть красивым.

Десять воинов сопровождали их до граничных холмов. Когда ониостались позадихолмы и воины, Гульча проговорила тихонько:

— Я не верила, что уберемся целыми... Каждый миг чегото опасалась!

— Я тоже, — признался Олег.

Гульча искоса оглянулась, но рашкинцы уже повернули коней,исчезли за деревьями.

— Хорошо я подыгрывала?

— Умница, — подхватил Олег. — Искуснаяпритворщица.

Они поехали молча. Гульчачак косилась на пещерника, стараясьугадать: похвала или издевка? Он ехал неподвижный, суровый, невозмутимый. Ейхотелось залезть к нему вовнутрь, прочувствовать его, понять, чего он хочет,чем живет.

Олег повернул к девушке голову, его глаза смотрели ссимпатией, понимающе. Гульча вспыхнула:

— Все равно ты толстокожий!

— Не пришло время тонкошкурых, — ответил онмрачно. — Жестокий мир сотворили боги.

— Почему?

Олег двинул плечами:

— Какой сумели. Мы, люди, должны сделать лучше. Намжить, не богам.

— Сумеем?

Он улыбнулся краешком губ с таким превосходством, что она вочередной раз возненавидела его.

— Он уже намного лучше... Люди сделали.

— Тебе виднее, — сказала она язвительно. — Тывидел времена похуже. По тебе это хорошо заметно.

Олег мягко улыбнулся, и девушка готова была его убить за этуулыбку.

Подъезжая к излучине, он ожидал издалека увидеть тонкую березку,ту самую березку Славена. Отчетливо помнил тот поздний вечер: Славен вкопал еена этом крутом берегу, тогда здесь еще текла пересыхающая речушка, желтыелистья устилали землю, красный шар Подателя Жизни висел над виднокраем, в небетянулись стаи, уходя от наступающей зимы. Славен притоптал землю вокругберезки, отошел на шаг, сказал, любуясь: «Древние рекли, что мужчина долженвыполнить три дела: родить сына, построить дом и посадить дерево. Дерево япосадил, очередь за домом и сыновьями».

Конь бодро взбежал на косогор, и Олег замер, не веря глазам.Впереди шелестела мелкими листочками, насколько хватал глаз, необъятнаяберезовая роща. Белые нежные стволы призывно манили, обещали прохладу. Конь самускорил бег, и вскоре они нырнули в зеленую рощу. Воздух был чистым, свежим,дорожная пыль не проникала в рощу, как бы ветер ни старался нанести грязи исора.

Олег направил скакуна на самую кручу. Они миновали небольшойбурелом, при виде которого в страхе сжалось сердце, но дальше деревьяпочтительно расступились: над самой кручей стояло исполинское дерево! Олег несразу признал березу, настолько могучим и приземистым был стволберезы такими невырастают, кора потрескалась, бугристое нутро вывернулось. Лишь вверхупоблескивало белым, а на обозримом уровне кора была в серых шрамах, наплывах,буграх. Береза прародительница выросла на просторе, потому не тянулась вверх,как ее многочисленное потомство, а пошла в стороны толстыми ветвями.

— Испослать тебе, Славен, — произнес Олегнегромко. — Спасибо за дом, который ты построил, и за сыновей. Их у тебянамного, чем деревьев.

Гульча смотрела непонимающе, переводила взгляд то на Олега,то на березовую рощу. Олег тронул коня, они миновали березняк. Лицо пещерникабыло печальным. Он перехватил взгляд девушки, виновато улыбнулся:

— Извини, старческие воспоминания...

Гульча фыркнула пренебрежительно:

— Скажи еще, что помнишь эти березки молодыми!

Через два дня, проезжая вдоль Днепра, он не утерпел, сделалнемалый крюк, они проехали через могучую дубовую рощу. Олег даже растерялся,затем чутье вывело на обширную поляну, где посередине возвышался исполинскийдуб. Вандал посадил его еще крохотным прутиком, второй раз Олег видел его ужемолодым дубком, с того времени в этих краях не бывал. Дуб Вандала! Сколько изего желудей выросло молодых могучих дубков? Выстояли, оттеснили соседниедеревья, несмотря на стада кабанов, рыскающих за желудями, несмотря на пожары,свирепые ветры, засухи... Что ж, сыновьям Вандала пришлось выстоять еще болеенелегкие штормы, грозы и ураганы!

В полдень Олег дал малый отдых коням, они пообедаливдорожные мешки гостеприимные рашкинцы насовали еды на две дюжины едоков. Наэтот раз Гульча с готовностью приготовилась выбирать и капризничать, однакопещерник строго велел съесть сперва то, что испортится до вечера. Снова снабитым животом девушка едва встала, на четвереньках отползла от походногостола. Олег, откровенно издеваясь, помог ей взобраться на коня.

Они видели великое множество звериных следов: перебегалидорогу, не страшась, олени, стада свиней. За спиной Олега торчали оперенныестрелы длинные, с закаленными наконечниками. Даже у Гульчачак руки дергались вохотничьем азарте. Пещерник же ехал, похожий на вырезанную из дерева фигуруязыческого бога.

Когда солнце начало опускаться к вершинам деревьев, Олегостановил коней посреди широкой долины, с удовлетворением огляделся. Деревьястояли могучие, надежные, с изогнутыми ветвями. Сухостоя много, от цветов наполяне идет хороший запахнежный, но мощный, здоровый. Торопливо прошмыгиваютпчелы: на полянутонко гудя от нетерпения, а обратногудя тяжело, облепленныепыльцой, мохнатые, толстоногие.

— Соберешь хворост? — спросил он.

Гульча, которая только что собиралась идти за хворостом,мгновенно возразила:

— Лучше расседлаю коней. Костер мужское дело.

— Тебе виднее, — согласился Олег.

Она посмотрела ему в спину подозрительно: где издевка? Тонбольно смиренный.

Сухих сучьев, смолистых и толстых, лежали под каждым деревомцелые кучи. Олег сложил две горки в запас, вытащил из мешка котел имедвежатину. Потянулся за огнивом, но Гульча еще не сняла нужный мешок, конь сней игрался, отпрыгивал, игриво хватал зубами за рукав. Олег усмехнулся,повернулся к кучке хвороста, протянул ладони.