— Там волки, — сказала она нервно, —грабители, тати... Почему не ехать по дороге?

Олег предостерегающе поднял руку. Гульча смутно виделадвижение в темноте, послушно умолкла. Пещерник спрыгнул с коня, знаком велел ейсойти на землю. Она заколебалась, внизу было темно и что-то шуршало, новнезапно до слуха донесся слабый стук конских копыт. Пещерник гладил своегоконя, щупал ноздри, а когда топот приблизился, зажал своему коню пасть. Гульчапоспешно спрыгнула, ухватила своего жеребца за удила, не давая веселым ржаниемприветствовать скачущих в ночи коней.

Топот раздался вблизи, и Гульча с замирающим от страхасердцем поняла, что по дороге, с которой они только что ушли, вдогонку за нимипромчались трое всадников. Стук копыт быстро отдалился и утих, пещерникотпустил коня, прислушался, затем его высокая фигура качнулась и пропала вночи. Конь так же неслышно ступил следом, словно тоже вступил в охотничьебратство. Гульча едва успела дотянуть своих коней, страшась потеряться в жуткомславянском лесу.

Пещерник старался идти через поляны — их освещала скобкалуны, но девушку хватали за стройные ноги все корни, под ней проваливаласьземля, словно она весила сто пудов, и она по колени оказывалась в подземныхкладовых барсуков или хомяков; кочки бежали из другого конца леса, чтобыкинуться под ноги, а самые сучковатые ветки, зеленея от зависти, жадно щупалиодежду, сшитую еще в Царьграде.

Пот начал щипать глаза, толстые стволы как нарочно выпрыгивалинавстречу из тьмы в самый последний миг — нос распух, лоб покрылся царапинами.Лишь где-то под утро Олег остановился, развел небольшой костер. Гульча упалабез сил, сильные руки пещерника укрыли плащом, заботливо подоткнули с боков.Она начала проваливаться в сон, как вдруг те же руки — только почему-то уже неласковые, а грубые — потрясли ее за плечи. Громкий голос рявкнул в самое ухо:

— Ты поедешь или останешься?

Небо светлело, но внизу под деревьями было еще черным-черно.Олег поднял ее, повел, держа за плечи, к уже оседланным лошадям. Если бы она неступала по хрустящим углям, оставшимся от вчерашнего костра, поклялась бы всемизаповедями, даже исчезнувшими, что не сомкнула глаз вовсе.

Они выехали на звенящую под копытами дорогу — другую, совсемне похожую на ту, с которой свернули в жуткий лес. Постепенно светлело, копытастучали бодро. Навстречу двигалась зеленая долина — с ручьями и рощами, надальнем конце ухоженного поля белело два десятка домиков — обмазанные светлойглиной, лишь сараи уныло смотрели на мир стенами из серых жердей.

Дорога спускалась в долину, дальше шла через весь, сейчассправа тянулось обширное болото, слева вздымался каменистый косогор — необъехать. Олег поколебался, наконец пустил коня прямо. Гульча завистливосмотрела на темные безжизненные окна — люди еще спят, даже бездомные бродягиспят!

Когда последние домики остались позади, Олег прошептал:

— Надеюсь, нас не видели.

— Думаешь, будут расспрашивать?

— Могут, если пойдут и этой дорогой.

Он смутно удивился, что она так спокойно приняла мысль, чтоза ним уже идет охота. И что не особенно удивилась, услышав о Тайных, нододумать мысль до конца не успел, потому что дальше дорога превратилась в узкуютропку над краем глубокого оврага, впереди показались мшистые кочки старогоболота, а еще дальше угрожающе шумел вековой бор, куда рискованно соваться наконе.

Они ехали мимо весей, сел, деревень и городищ, через землимирных хлебопашцев и свирепых кочевников. Правда, хлебопашцы резали друг другас той же звериной яростью, что и кочевники, но земли хлебопашцев заселены былигуще, и потому среди землепашцев убитых и покалеченных было намного больше.

Леса сменялись холмами, долины степями, переправлялись впути через реки, большие и малые. Малые переходили вброд или переплывали, большиеодолевали на плотах, уплатив перевозчикам. Гульча пробовала вести счет большимрекам и крупным городам, сбилась и махнула рукой.

Олег хмуро посмеивался, объяснял, что северные соседи не зрязовут славянские земли Гардарикой — страной городов.

— Скоро Киев, — сказал он однажды. — Одолеемпереправу возле Боричева взвоза, а там увидим терема, крепостные стены,башни... Люблю этот город. Когда-то здесь бродил волхв Андрей, он предрекал,что быть на сем месте городу великому, но это всяк знал и без него — местобольно удобное. Все племена приезжают в Киев на великий торг!

Все чаще встречали на дорогах тяжело груженые телеги. Везлибитую дичь, птицу, на одной подводе вяло трепыхался, засыпая, огромный сом —хвост волочился по земле, загребая пыль и сор. Гнали огромные стада скота —часто приходилось ехать по обочине. Гульча уже сама видела, что город впередиожидается немаленький, если требуется на прокорм столько мяса.

Они подъехали к огромной широкой реке уже поздним вечером.Тяжелые паромы, нагруженные так, что волны заливали дощатый настил, подходили кдальнему берегу. Олег с досадой махнул рукой:

— Опоздали! Придется ночевать.

Опоздавших набралось несколько сотен, а к утру были тысячи.Гульча, наконец-то выспавшаяся всласть, снова румяная, как яблочко, с живейшиминтересом рассматривала пестрый народ.

Здесь были косматые люди в звериных шкурах, в руках —рогатины, на веревочных поясах — каменные ножи, рядом с ними ждали паромабогато одетые в шелка щеголи, сапожки на высоких каблуках у женщин, тонкоешитье, серебром и золотом отделаны ножны мечей и кинжалов, золотыми ниткамипрошиты рубахи... Одинаково ждут перевоза бородатые и чисто выбритые,беловолосые, как лен, и с волосами черными, словно воронье крыло, рыжие, каклесной пожар, и русые, будто пепел костра. Перед Гульчей мелькали глазаголубые, зеленые, карие, черные, серые, фиолетовые, лиловые... Молодые истарые, смеющиеся и хмурые, одетые добротно и с нарочитой бедностью...

Когда вдали на реке показалась тяжелая туша парома, здесь наберегу забегали выборные, устанавливая, кому идти за кем по старшинству. Первымна причал вышел русич с челядью и подводами, ступили знатные мужи и гридни,загулявшие дружинники, два волхва, затем пошли купцы, а когда Гульча увидела,сколько у них товара, приуныла. Паром не Ноев ковчег, всех не утащит. Дай Бог,хотя бы в пятую ходку попасть!

Их взяли уже на вторую ездку. Посудина оказаласьвместительная, как княжеский двор: кроме десятка подвод с лошадьми поместилисьсотни полторы народа. Гульчу притиснули к двум степенным важным купцам,седобородым и осанистым, но когда возле них оказалась юная девица, обаподобрали животики, глаза заблестели, оба шумно задышали, начали прижимать собеих сторон. Пещерника вблизи не оказалось — добросовестно помогал тянутьтолстый пеньковый канат наравне с простыми мужиками.

Гульча сделала вид, что ничего не замечает, — пустьстаричье потешится. Вон женки сидят на тюках товара, толстые, как копны,надутые, будто совы. А мужик, даже с сединой в бороде, — все еще молодойотрок, только в другом теле, всегда готовый на дурь, на риск, на приключения.