– Хоть Микки Маус, – милостиво разрешил Саша, устраиваясьпоудобнее в низком кресле.

– Ну, Саш! – одернула музыкально девственного мужа Оля,касаясь смычком струны… Через минуты она забыла обо всем, всецело отдавшисьмузыке.

Саша сидел в мягком кресле и смотрел на жену, старательноизвлекающую из скрипки нежные звуки, и эта нежность переполняла его.

«Маленькая, – думал Саша о жене, – ну потерпи еще немного.Все будет хорошо, обещаю, все у нас будет хорошо…»

Как и подобает солидному бизнесмену, Александр Беловостановился в одном из лучших венских отелей «Захер». Не в последнюю очередьиз-за названия – уж больно в нем прослеживались символические российские корни.Еще в Москве, когда заказывали ему номер, все пацаны по этому поводу дружнопоржали. Правда, номер был не президентским, а вполне скромным, всего лишьдвухкомнатным.

Поставки металла теперь полностью были под контролем. Офис иквартирки «металлических парней» на Ротентумштрассе переоформили на Пчелу. Нозаправлял здесь бухгалтер Генрих Петрович, который не только восстановил всесвязи, но и мгновенно оброс новыми. Так что металла требовалось все больше. НоСашу, естественно, беспокоила ситуация, связанная с главным товаром. Иначе чегобыло огород городить?

Почву он подготовил еще в Москве. По его просьбе Кабантелефонировал в Вену Кирпичу и, отрекомендовав Сашу наилучшим образом, устроилему «высочайшую аудиенцию» для обсуждения текущих дел…

Саша позвонил Кирпичу, едва войдя в номер и бросив в угол нераспакованные вещи. Он, как всегда в решающие моменты, почувствовал кураж, иего просто распирало от желания взять быка-Панарина за рога… Или потрогать завымя?

– Петр Семенович? Здравствуйте. Александр Белов беспокоит.Вам звонили?

– Здравствуй. Звонили, звонили. Что у тебя ко мне? – голос уПанарина был скрипучий, как определил для себя Саша – кирпичный.

– Встретиться бы надо.

– И где ты предлагаешь?

– Ну, здесь ваша территория. Я пока ничего не знаю.

– Ладно, возьмешь такси, скажешь… Запиши, а то не запомнишь:«Ресторант Владимир Бюргер шпиталгассе». Домашняя русская кухня. Я со своимипредпочитаю под водку с селедочкой беседовать. А настоящей русской водки, датем более, селедки, здесь нигде больше нет. Встречаемся через два часа. Хватитна акклиматизацию? Ты ж утренним рейсом прилетал?

– Буду, – коротко ответил Саша, и подумал: «Хитрый черт. Всевычислил. Надо было часок выждать со звонком. И в ресторане, поди, всесхвачено. Ну да ничего, стерпится-слюбится…»

Душ он сначала пустил такой холодный, что даже сердце слегкаперехватило. Волнуется он, что ли? Еще не хватало. «Я честный бизнесмен. Гонюметалл. Я честный бизнесмен. Чест-ный биз-нес-мен», – твердил рэпом-речитативомСаша. Он повторил это столько раз, что даже сам поверил. А поверив, повернулкрасную рукоятку – позволив душу потеплеть.

Честный чистый бизнесмен, стоя перед зеркалом в однихтрусах, гладко зачесал мокрые волосы, пристально посмотрел в собственные глаза.И остался доволен – эти глаза не умели лгать. Им нечего было скрывать. Они былиясны, как небо в летний полдень. Глаза пионера перед присягой. Честный, блин,бизнесмен! Прямо шахматист-гроссмейстер перед решающей партией. Приз на кону –всего-навсего жизнь. Саша подмигнул своему отражению.

В дверь постучали.

– Войдите! Открыто! – крикнул он по-русски. И вправду, чегоему запираться, честному-то бизнесмену? Дверь открывалась так медленно, чтоСаша чуть было не вышел из образа. Слава богу, не успел. Девушка-горничнаяприкатила ему на столике завтрак. Судя по времени – второй. У девушки быласмешно вздернутая верхняя губка с крошечной родинкой ровно посередине. Онпальцем показал ей, куда поставить пиццу. Девушка послушно оставила там столики вышла, стараясь не поднимать глаз.

«Что это она нос воротит? Русских, что ли, боится?», –удивился Саша и только тут понял, что вышел в одних трусах.

У него было странное состояние. Он знал за собой такое передсамыми ответственными моментами в жизни его голова становилась ясной-ясной,фиксируя самые тонкие нюансы окружающего мира, при этом пропускал,отфильтровывал лишнюю, ненужную.

В ресторане пахло Россией. Не старой, немытой, а Россиейнарождающейся. Запахи приправ нежно и на удивление естественно вплетались возонированный кондиционером воздух.

Россия же начиналась с самого входа, где посетителейвстречал медведь. Искусно сделанное чучело держало на одной лапе поднос, гдевалялось несколько сложенных вдвое купюр очень, очень высокого достоинства. ВРоссии на такие вот чаевые можно было кутнуть ба-альшой компанией. Вторую лапумедведь поднял то ли в фашистском приветствии, то ли в прощальном жесте: мол,скатертью дорога, гости дорогие, век свободы не видать!

Кирпича он узнал с первого взгляда. Мешковатая фигура, лысыйлоб, маленькие глаза, посаженные слишком близко к переносице. Да и как он могего не узнать? Во-первых, в зале по дневному-то времени практически никого небыло. Лишь официанты в косоворотках и две дамочки за дымящимися чашками кофе.Во-вторых, не зря ведь досье Кирпича с множеством фотографий, копиями договорови всякими оперативными сведениями лежало у него в сейфе. И не просто лежало.Саша, казалось, уже наизусть знал каждый шаг долгого жизненного пути ПетраСеменовича Панарина. Но как раз вот этого своего знания он и не должен былпоказывать.

И еще важно было не переигрывать. Это в смысле «чистогобизнесмена». Чистые – они совсем с другими целями по Европам гуляют…

Кирпич, чуть улыбнувшись самыми краешками губ, указал Сашена кресло напротив. И, не спрашивая, налил себе и ему по полной рюмке«Столичной».

– Ну, за знакомство, Саша! Позволишь себя так называть?

– Да, конечно, Петр Семенович. Я не против, – и Саша широкоулыбнулся, прежде чем опрокинуть в себя рюмку.

Кирпич закусывал, а сам все поглядывал на Сашу, с интересоми прищуром. Пацан, совсем пацан.

– Ну, рассказывай, – сказал наконец он, прожевав кусочекселедки с колечком лука. Постное масло, которым была полита селедка, пахлосовсем по-деревенски: жмыхом подсолнечника. Масло в Вену доставляли из России,здесь, в Европе, таких неочищенных натуральных продуктов не производили ужедавным-давно.

– С чего начать? – Сашин взгляд был ясен и задумчив.