Это была тогда такая мода в Москве – «расплачиватьсядипломатами», так как все серьезное денежное обращение происходило налично-наличном уровне. Варварском, но единственно надежном, особенно, еслисвидетелями сделки были хорошо вооруженные пацаны. Причем купюр было так многоеще и потому, что все они были разного достоинства – от гордых стодолларовых«Франклинов» до скромных пятерок-»Линкольнов». Разве что однодолларовых и«двушек» не наблюдалось.

Вот как раз сегодня с промежутком в полчаса приволокли ажцелые четыре кейса.

– Белый, они уже не лезут! Вываливаются! – обернулся Кос.

Они с Филом как раз перекладывали пачки из последнегодипломата в сейф.

– Ну, складывай сверху, – посоветовал Саша, прикрыв рукойтелефонную трубку. Как раз в этот момент он говорил с Веной, с ГенрихомПетровичем, который докладывал об удачной реализации очередной партии. – Блин,деньги к деньгам! – с деланным недовольством в голосе констатировал он.

Пчела сидел в кресле, возложив ноги в штиблетах изкрокодиловой кожи на журнальный столик. Был он занят очень важным делам:аккуратно подпиливал и без того коротко обрезанные ногти.

– Слушай, Фила, – Пчела отложил пилку и принял болееприличную позу. – А помнишь, у Артурки весы были? Он все за весом своим следил?

– Да были где-то, – пожал плечами Фил. – Вроде на них потомЛюдка взвешивалась. Может, на кухне где-то валяются? Люда! – крикнул он,приоткрыв дверь.

Люда появилась из-за развесистой клюквы.

– Люда, где Артуркины весы, глянь, пожалуйста, – буквальновзмолился Пчела.

– Вы что, взвеситься решили?

– Ага, у нас соревнование, – ответил Пчела.

– Сейчас принесу, – буквально ни один мускул не дрогнул налюдочкином лице.

За время работы в этом офисе в одной и той же должности она,кажется, привыкла уже ко всему, и совершенно разучилась удивляться.

– Пчел, а на самом деле – на хрена тебе весы? – почесалзатылок Фил.

– Лавандос будем взвешивать.

– А что? Дело, – восхитился Кос.

Небольшие напольные весы установили посреди стола.

– Фил, ты выкладывай деньги, я буду взвешивать. А ты, Белый,записывай, – деловито распорядился Пчела. Он любил и умел обращаться сденьгами.

Процесс пошел. И занял он ни много, ни мало, а целых полторачаса. Прерывался он только на очередной тост. Вещал Космос.

– Это все – тлен и суета, – говорил он уже в который раз,опрокидывая в себя очередную рюмку то «Хеннеси», то «Курвуазье». – Главное, чтомы – вместе!

– Кос, смени пластинку! – посоветовал ему Пчела.

И Кос сменил. Увлекшись и окончательно почувствовав себяразочарованным миллионером, Космос свернул пятидолларовую бумажку в трубочку,и, запалив ее зажигалкой, принялся раскуривать толстую гаванскую сигару.

Пчела неожиданно грубо вырвал у него из рук купюру и задулогонь:

– Ты что, очумел? Это ж деньги!

– Да какие это деньги?!

– Деньги, деньги! – Пчела аккуратно разгладил бумажку иосторожно положил ее в общую кучу на весы. – Вот видишь, Космос Юрьевич, ровносемь кило. Белый, записал?

– Записал, записал, – кивнул, усмехнувшись, Саша. – Фил, азаказал бы ты сейф побольше.

– Да, Белый, ты гений! Из любого положения, выход найдешь! –чуть заплетающимся языком старательно выговорил Фил. – Завтра же закажу. Сразудва.

– Блин! – заорал Пчела, вскакивая.

Стодолларовый самолетик, втихую сложенный и пущенный Косом,угодил ему прямо в глаз.

– Ну, Космос, погоди!

Он бросился на Космоса, повалил его на стол. Два богатыхчеловека подняли в момент такую возню, что все деньги, столь тщательновзвешиваемые, разлетелись по кабинету, как маленькие птицы. Серо-зеленые такиептенчики с лицами президентов на неокрепших крыльях.

Последнее время Фил зачастил в Амстердам. Всякиеэротически-экзотические места, куда его упорно таскал старожил Пчела, емубыстро наскучили. Но зато он открыл для себя совсем другую сторону европейскойжизни, которая его друга совершенно не интересовала. Хотя вся Европа, казалось,свихнулась на здоровом образе жизни. Всяких фитнес-клубов, спортивных центров итренажерных залов здесь было во множестве.

Филу больше остальных полюбился спортивный клуб «Атлетико»,принадлежавший бывшему боксеру Людвигу Муру. Людвиг был по происхождениюсуринамцем, но родившимся уже в Голландии. В спорте Людвиг больших успехов недостиг, зато очень хорошо вписался в бурно развивающийся околоспортивныйбизнес.

И однажды Филу пришла в голову гениальная мысль. Еслисоединить опыт Людвига, и его, Филовы, деньги, то вполне можно было бы открытьнечто подобное и в Москве. Фил буквально заболел этой идеей и ни о чем другомдаже не мог говорить. Даже кино отошло на второй план.

– Ну что ты маешься? – сказал ему однажды Пчела. Он возлежалв кресле и курил сразу две сигареты, лениво стряхивая пепел в кадку с юккой. –Бери за задницу своего негра…

– Он не негр, а суринамец, – обиделся за Людвига Фил.

– Один хрен. Слушай сюда, Теофило. Я в денежных делахполучше твоего понимаю. Чтобы совместить приятное с полезным, тебе надо создатьс ним совместное предприятие. Это сейчас в Москве хорошо прокатит, и проблем соткрытием не будет. Да и лишнее корыто для бабок образуется. Для отмывания, всмысле. – Пчела затушил сигареты и вскочил на ноги. Филу надо было объяснятьвсе подробно и желательно на пальцах. – Понимаешь, Фила, в Москве все, ктоможет платить реальные бабки, больше клюют на все заграничное. Мы откроемгде-нибудь в центре точно такой же голландский атлетический клуб. Народ валом повалит.Ты представляешь, какие бабы к нам туда будут ходить! – Пчела поцеловал кончикипальцев.

– Подожди, подожди, Пчела, у Людвига же чисто мужской клуб?

– Нет, Фила, в Москве это не покатит. Откроете отделение длябаб-с. Это как в бане. Мужское и женское отделение. Девочки направо, мальчикиналево. А всякие фитнес-бары и прочая херня – общее. А вот там уже все бабы –наши. Прикинь?