По ящику давали сериал. Изо дня в день богатые плакали иникак не могли остановиться. Оля смотрела на их страдания краем глаза, почти ссамого начала фильма запутавшись в бесконечных персонажах, говорящих одно и тоже и к тому же одинаковыми фальшивыми голосами. Каждую мелочь они обсуждали доголовокружения. Оля сидела с ногами на диване, читая «Трех мушкетеров». С техпор, как Саша уехал, книги более серьезные были ей не по силам. Три мушкетера итысячесерийный фильмец как фон – то, что надо женщине, чтобы не дергаться.

– Вы положили эту бумагу в сейф? – бубонил телевизор и самсебе отвечал.

– Да, я положил эту бумагу в сейф, – но содержательныйдиалог этим только начинался.

– А вы уверены, что положили эту бумагу в сейф?

– Конечно, я уверен, что положил эту бумагу в сейф.

– Я сама видела, как он положил эту бумагу в сейф.

– Вы не видели, кто-нибудь положил эту бумагу в сейф? – наэкране появлялся очередной персонаж, и диалог начинался по-новой:

– Я сам положил эту бумагу в сейф.

– Он утверждает, что положил эту бумагу в сейф.

– А я видела, как он положил эту бумагу в сейф.

Разговор шел на свежий виток, с трагической уже ноткой,давая очередную возможность высказаться всем присутствующим:

– Так почему же этой бумаги в сейфе нет?!

Этого Оля так и не узнала – раздался длинный непрерывныйзвонок.

– Сашка! – она вскочила, бросилась к двери. «Три мушкетера»упали на пол, но, кажется, не обиделись. А уж «богатым» и вовсе было ни до кого– они оставались вполне самодостаточными.

Сияющий Саша стоял на пороге и все давил и давил на кнопкузвонка. Прямо пожарная тревога!

– Сашка! Ты! – она обхватила его за шею, мелкими поцелуямипокрывая такое родное улыбающееся лицо. Он подхватил ее на руки, оторвавшись,наконец, от звонка, внес в прихожую.

– Олька! Соскучился дико! – смеялся он, пытаясь поймать еегубы.

Хлопнул дверью и поцеловал. Сладко-сладко, долго-долго.

– Саш, ты ж голодный, – уже отбивалась она.

– Уж-жасно, – подтвердил он и сделал вид, что хочет съестьсвою любимую вкусную женушку.

– А чемодан? – вдруг вспомнила она.

Саша хлопнул себя ладонью по лбу:

– Блин, он там! – Чемодан терпеливо ждал за дверью.

Ужинали при свечах. Оле почему-то казалось, что Саша страшноголоден, она все подкладывала и подкладывала ему кусочки жареной свинины. Самане ела, сидела напротив мужа и все никак не могла наглядеться.

– Оль, все! – Саша решительно отодвинул тарелку. – Больше немогу, честное слово. Только чай и…

– Что и? – игриво спросила Оля.

– Оль, – серьезно сказал он, не принимая игривого тона, –помнишь наш разговор в китайском ресторане?

– Помню, конечно. Я все наши разговоры помню, – онаиспытующе, исподлобья посмотрела на мужа.

– Ты тогда говорила о…

– О ребенке? – Оля стала серьезной.

– Именно. Так вот, думаю, что сейчас настал тот момент, –торжественно продолжал Саша, – когда мы можем вернуться к этому разговору.

– И?

– И приступить немедленно к реализации данной программы!

– А чай? – растерянно спросила Оля.

Саша медленно встал. Оля, как сомнамбула, поднялась тоже,потянулась навстречу. И уже ничего в мире не существовало. Исчезло, сгинуло,испарилось. Остались только он и она. И остывший чай в фарфоровых чашках.

Март девяносто третьего выдался в Москве премерзейший.Природа, похоже, сходила с ума. В начале месяца все вдруг принялось таять такстремительно, будто готовился великий потоп. Зато потом вдруг резко похолодало,и дороги заодно с тротуарами превратились в сплошной ледяной каток. Особенногадким был ветер, пронзительный и колючий. Ледяные надолбы посыпали какой-товъедливой дрянью, отчего лед превращался в крошащуюся коросту, а жижа отподтаявшего льда портила обувь на раз, хоть отечественную, хоть фирменную.

Зато в офисе на Цветном бульваре царило, казалось, вечноелето. Когда-то сдуру затеянное Фарой озеленение приемной получило свое бурноеразвитие. Фил как-то в шутку посоветовал Людочке развести здесь зимний сад. Онаже его слова восприняла как руководство к действию. Теперь в планированиирасходов на хозяйственные нужды озеленение офиса значилось отдельной строкой.Цветочная лихорадка заразила и Пчелу. Из Амстердама он исправно возилприобретенные на знаменитом Цветочном рынке редкие породы кактусов. Он особенногордился тем, что делал это исключительно контрабандным путем, ибо через нашиграницы частным лицам провозить плоды, цветы и семена было почему-то строжайшезапрещено.

Гордостью Людочки была огромная пальма в кадке, прикупленнаяпо случаю в Ботаническом саду. Космос безжалостно прицепил булавками к еелистьям уйму красных бусинок, отчего пальма в обиходе приобрела гордое название«развесистой клюквы».

Но главное было другое. Деньги текли буквально рекой.Хорошенькой такой зеленой рекой. Иногда их скапливалось так много, что они едвапомещались в сейфе Белого, хотя сейф этот был с высотой человека, а в ширинукак целых четверо.

Часть денег, полученных от европейских партнерам, понескольким схемам удалось перекинуть в оффшоры. Наличку Пчела частичновкладывал в разные предприятия в сфере сервиса в Амстердаме, Вене и даже вЛиссабоне. Это позволяло потихоньку переводить их на легальные счета вевропейских банках.

Однако некоторые партнеры предпочитали расплачиватьсяналичкой прямо в Москве. Ясное дело, Россия же все больше становилась странойвечнозеленых долларов. Таким образом возникла по-своему уникальная проблема:что делать с этими грудами купюр. Слова Саши о кошельке-чемодане оказалисьпророческими. Хотя отчасти и аллегорическими – реально деньги приносили вбольших кожаных кейсах.