– Он очень красивый… а какой у него голос… я думала,что упаду в обморок, когда он танцевал со мной, обнял меня… Жанна, он считаетменя ребенком, я вижу, как он разговаривает со мной и как с тобой. К тебе онотносится как к взрослой. Я хотела вести себя кокетливо, чтобы он все понял, ноу меня не получается. Ты научишь меня, как надо разговаривать с мужчинами?

– Боюсь, что мой опыт никуда не годится. Но что-нибудьпридумаем, – сказала я, чтобы ее успокоить.

– Что, если мне самой позвонить ему? Как думаешь?Только бы мамаша не вмешалась. Так противно думать, что он спит с ней. Представляешь,он и эта старая баба… я… я что угодно сделаю, лишь бы принадлежать ему.

– Янка, он тебя почти вдвое старше, – попробовала я еевразумить.

– Ну и что? Отец был старше матери на двадцать лет иженился на ней.

«Пожалуй, с его стороны это было ошибкой», – мысленно решилая.

– Первое впечатление бывает обманчиво, может, вследующий раз он не покажется тебе таким привлекательным.

– Знаешь, о чем я подумала? Я скажу ему, что у меня ужебыли мужчины, чтобы он не считал меня ребенком.

– Я бы не стала этого делать, звучит как предложение.

– А мне плевать.

– Вот что, давай-ка спать, – вздохнула я, покрепчеобняв ее.

Янка в самом деле вскоре уснула, а я лежала, боясьпотревожить, ее, и размышляла над словами сестры. Макс расплачивался вресторане? Вполне возможно. У Музы вряд ли были деньги на это пиршество.Выходит, они в самом деле любовники? То, как она себя вела, такую мысль неисключает. Я нахмурилась, вдруг поняв: мои догадки вызывают у меня отвращениесродни тому, о котором говорила Янка. Хотя, надо признать, несмотря на то чтоМуза старше его, они красивая пара. Пожалуй, их отношения ровными не назовешь,боюсь, он заставит мачеху страдать, с его стороны особой привязанности неощущается. Он что-то говорил о деньгах, намекнул, что богат. Музу только деньгии интересуют. Так, может, здесь не любовь, а партнерские отношения? Вот толькочто их связывает?

Утром мать с дочерью опять отчаянно скандалили. Я решила,что семейных радостей с меня достаточно, и тихо смылась. Болтаться по городу водиночестве быстро надоело, я позвонила Уманскому и порадовалась, застав егодома. Если кто и знал что-то о моей бабке, то, безусловно, он.

– Приезжай, – сказал мне Уманский.

Я взяла такси и вскоре уже выходила возле нарядного дома завысоким забором.

Уманский жил здесь последнее время в одиночестве. У него былсын, но он с ним поссорился несколько лет назад, по слухам, с тех пор они невиделись и даже не разговаривали. Причину размолвки я не знала, хотя версийслышала множество. Геннадий Сергеевич был ювелиром, причем не просто ювелиром,говорят, его слава гремела по всей России, он имел большие связи и здесь, и заграницей. Потом интересы его расширились, он стал заниматься антиквариатом.Когда ему исполнилось семьдесят, он решил отойти от дел. Предположительно это ипослужило началом размолвки с сыном, который стал его наследником. С уходомстарик, как видно, поторопился, обладая крепким здоровьем и завидной энергией,без любимого дела он вскоре заскучал. Но сын уже не желал играть роль второйскрипки, и последовал разрыв. Бабка обзывала Усманского старым маразматиком,утверждая, что только идиот способен проявлять такую принципиальность вотношении единственного ребенка.

– Он ждет, что тот прибежит к нему, – ворчала она. –Ждет, но сам первый шаг ни за что не сделает. А между тем должен бы знать, чтохарактером Витька весь в папашу. Вот они, как два барана на узком мостике, икозыряются.

Теперь, глядя на дом Геннадия Сергеевича, я подумала: какему, должно быть, одиноко здесь, и пожалела, что не навестила старика раньше.

Возле калитки был звонок. Я нажала на кнопку и тут сквозьпрутья металлической решетки увидела Геннадия Сергеевича. Он шел по вымощеннойкамнем тропинке в белых брюках, шелковой рубашке и панаме, высокий, грузный,улыбка пряталась в аккуратно подстриженной бороде. Еще в юности я решила, чтоон очень похож на Хемингуэя на знаменитой фотографии, где тот уже в возрасте,одетый в свитер.

– Ну вот, моя девочка пожаловала, – засмеялся Уманскийи махнул рукой. – А я пошел взглянуть на розы. Один куст особенно хорош, яназвал эти цветы «Жанна», в твою честь.

Он открыл калитку, расцеловал меня и повел в сад, где у негобыла целая плантация роз.

– Вот, взгляни.

Розы в самом деле были дивные, я наклонилась, внимательноразглядывая бутоны. Геннадий Сергеевич остался доволен произведеннымвпечатлением.

Мы бродили по саду, и я расспрашивала о его житье-бытье.Судя по всему, розы занимали в списке его жизненных ценностей самые верхниепозиции, о сыне он даже не упомянул. Мне не хотелось уходить из сада, ноУманский повел меня в дом.

– Надеюсь, ты никуда не спешишь? – спросил он.

– Не спешу.

– Слава богу. Как там твои родственники?

– Когда я уходила, перешли на повышенные тона.

Он серьезно кивнул.

– Твой отец… понять не могу, почему он жил с этойбабой.

– Наверное, любил ее.

– Наверное, – вздохнул Уманский. – Я слышал, его фирмапрактически банкрот?

– Похоже, что так, – пожала я плечами.

– Может, оно и к лучшему, – заметил он и сталзаваривать чай. «Вряд ли Муза с этим согласится», – подумала я, а Уманскийпродолжил: – Надеюсь, ты не обидишься на старика, если я выскажу свое мнение:твой отец был никудышным бизнесменом.

Признаться, его слова меня удивили.

– Почему?

– Все-таки обиделась? – улыбнулся он.

– Нет, ведь теперь это не имеет значения. Просто хочупонять…

– Видишь ли, это тоже своего рода талант, далеко некаждый им обладает, у твоего отца таланта не было, так, способности, да и тосредние.

– То же самое говорила бабуля, – вздохнула я.

– Она была исключительно умной женщиной, – заявилУманский, глядя куда-то вдаль, и на мгновение мне показалось, что его большенет в этой комнате, он ушел далеко в своих мыслях, и я робко кашлянула, надеясьтем самым вернуть его к действительности. – Н-да, – кивнул он и улыбнулся мне.

– Вы ее любили? – спросила я.