Дань уважения покойному отцу Лоулессу воздали епископ Фернса, преосвященнейший Тони Бэттли, его коллеги по Церкви, деловые круги, спортивные организации и рядовые прихожане.

У отца Лоулесса остались сестра Розмари и многочисленные кузены в США, Канаде и Австралии. О похоронах будет объявлено позже.

– Вот и хорошо, – сказал Страффорд. – Либо они не знают истинных обстоятельств его смерти, либо сверху поступил приказ не спешить. В любом случае это означает, что журналисты не будут путаться у нас под ногами – по крайней мере, некоторое время. Я слышал, что вчера вечером об этом передавали по радио – вероятно, там основывались на том же пресс-релизе. Люди архиепископа не теряют времени даром, а?

– Нам стоило бы самим сделать заявление, – пробурчал Дженкинс. Сержант не одобрял личность главного инспектора Хэкетта и его методику расследования, которую считал разгильдяйской. – Поедете навестить сестру? – спросил он.

Пришёл Рек с варёным яйцом для Дженкинса и несколькими ломтиками тоста, завёрнутыми в клетчатую салфетку. Страффорд попросил его принести чайник свежего чая.

– Кстати, – спросил он, отрываясь от газеты, – а где же Пегги?

– Она работает только по ночам, – ответил Рек, протягивая руку и выкладывая на подставку для тостов три полузасохших ломтика холодного поджаренного хлеба. – Днём она руководит местным отделением Банка Ирландии. – Дженкинс недоуменно уставился на него. – Шучу! Она подрабатывает в «Булавогском арсенале», у наших уважаемых конкурентов ниже по дороге. Сейчас она там.

И ушёл, насвистывая сквозь зубы своим фирменным жужжащим свистом.

– Что-то юмористов у нас в стране развелось выше крыши, – мрачно сказал Дженкинс.

Страффорд только улыбнулся. У него выработалась высокая терпимость к оригиналам, поскольку он вырос среди множества таких людей.

– Да, – сказал он, – я поговорю с сестрой. Хотя и не жду от этой беседы большого просветления.

– Насколько вы продвинулись вчера?

– Ни насколько не продвинулся и ни к чему не пришёл. По крайней мере, я так считаю. – Он сложил газету и положил её на стол рядом со своей чашкой чая. – На данном этапе так всегда и бывает. Я убеждён, что ответ лежит на самом виду, ясен как день, но я его не вижу. А вы что думаете?

Дженкинс разглядывал скатерть, рассеянно грызя кусок тоста. Через мгновение он покачал головой:

– Не знаю, что и думать.

Страффорд со вздохом кивнул.

– Кто мог желать смерти священника? – размышлял он. – Вот в чём вопрос.

– Вопрос всегда в этом, – сухо заметил Дженкинс.

– Именно. – Страффорд смахнул со лба вяло свесившуюся прядь волос. – Кажется, он часто бывал в Баллигласс-хаусе. Дочь хозяина дома охарактеризовала его словом «стрёмный» – вам попадалось это определение? – Дженкинс покачал головой. – Что ж, именно так она и сказала, что он был какой-то стрёмный и всегда околачивался у них. Вообще-то хозяйский сын, Доминик сказал то же самое, что он много времени проводил у них дома. Впрочем, вы, наверно, скажете, что это едва ли повод его убивать? Постоянно околачиваться у кого-то дома и вести себя стрёмно – эти действия никак нельзя назвать преступлением, караемым смертной казнью.

Рек вернулся с чайником свежего чая и с церемониальной бережностью водрузил его на пробковую подставку.

– Ваш чайник изобилия, джентльмены, прямиком с золотого Востока!

И снова ушёл, насвистывая, как и прежде. Страффорд, несмотря на всю свою терпимость, начал немного уставать от тяжеловесного остроумия толстяка.

Он разлил чай. В это зимнее утро его аромат доносился словно откуда-то прямиком из детства.

– И что теперь? – спросил Дженкинс.

– А?

– Что мне делать? – Он видел, что Страффорд его не слушает. – Подвезти вас к сестре?

Инспектор отхлебнул чая. Как обычно, не добавив сахара. Он заметил, что это не укрылось от внимания Дженкинса – и не понравилось ему. Сержант остро чувствовал пропасть между их сословиями, которая выражалась в мелочах: чай с молоком или без молока, способ застёгивать жилет, произношение того или иного имени…

– Знаете, что забавно, – сказал Страффорд, – либо мотива для убийства священника не было ни у кого в Баллигласс-хаусе, либо он имелся у всех.

Дженкинс искоса оглядел комнату, где они сидели. Его раздражала мечтательная метафизика Страффорда. По его мнению, искусство расследования было приземлённым предметом, чуждым всякой поэзии.

– Может, это был кто-нибудь с улицы, – предположил Дженкинс, с вызовом добавляя ложку сахара в свой чай с молоком. – У кого-то мог быть ключ от входной двери, а может, в дом можно попасть как-то по-другому. В этих старинных усадьбах полно всяких угольных ям, чердачных люков и ещё бог знает чего, которые зарастают зеленью, и люди о них забывают.

Страффорд, взгляд которого теперь был устремлён на пол рядом со столом, погрузился в свои мысли.

– И ведь ни у кого нет алиби, – сказал он, – ни у кого из них, даже у экономки. Все спали в своих постелях, даже миссис Осборн, страдающая бессонницей. Это либо ничего не значит, либо означает слишком многое.

– Может быть, все и участвовали, – усмехнулся Дженкинс. – Как в той книжке у этой, как её там…

Нет, подумал Страффорд, это ничего не значит. Это было совершенно неправдоподобно, и всё же дело сделано, человек мёртв. Инспектор чувствовал себя так, словно брёл сквозь метель; снег был густым и ослепительно белым. Вокруг витали и другие, тоже движущиеся, смутные серые призраки, а когда он протягивал руку, чтобы к ним прикоснуться, в ладони оказывалась лишь ледяная пустота.

Внезапно он встал.

– Да, я съезжу и поговорю с сестрой, – сказал он. – Она живет в Скалланстауне, в пресвитерии. А Скалланстаун – это вообще где, есть идеи?

– Это дальше по дороге, милях в десяти – я проезжал через него по пути сюда. Да и вы, должно быть, тоже. Городок как городок, ничего особенного, но церковь нельзя не заметить – уродливый такой большущий сарай.

Страффорд стоял и думал.

– Интересно, стоит ли мне ей позвонить, – пробормотал он. – Я же должен сообщить ей, что приеду. Кто-то сообщал мне, как её зовут – Роуз, что ли?

– Розмари, – сказал Дженкинс. Взял газету и ткнул пальцем в нужную строку. – Вот, смотрите. «У отца Лоулесса остались… сестра Розмари».

– Точно, – кивнул Страффорд. – Розмари. – Он тяжело вздохнул. – О боже.

– Поеду с вами. Подвезу вас к ней, так вот вдвоём и поговорим.

– Что? Нет-нет. Отправляйтесь к дому, ещё раз осмотрите округу. Поговорите со всеми, кто там будет.

– Поговорить с ними о чём конкретно?

– Да просто побеседуйте. Будьте вежливы, если не сказать дружелюбны. Не давите, просто слушайте. Чем больше вы дадите им сказать, тем больше вероятность,