– Ой, да ладно вам! Будь это что-либо иное, нежели убийство, вас бы сейчас здесь не было. Кто-то его спихнул, готов поспорить. – Он покачал головой в удовлетворённом изумлении. – Бедный старый полковник! После такого Осборны открестятся от него навсегда. Может, это он и столкнул падре с лестницы? А что, это ему, похоже, свойственно – всегда подозревал, что с первой жёнушкой он так и поступил, знаете ли.

Он достал портсигар и протянул его Страффорду.

– Нет, спасибо.

– Не курите, не желаете, чтобы ваш приятель заказал вам выпивки? А вы не совсем обычный сыщик – или я читал не те детективы?

Электрообогреватель сушил воздух, и глаза у Страффорда щипало так сильно, как никогда в жизни. От виски у него закружилась голова – ему не следовало выпивать и одного стакана, не говоря уже о двух, – и налился свинцовой тяжестью мозг. Казалось, этот день не закончится никогда.

– Часто ли вы видитесь со своей сестрой? – спросил он.

– Почти никогда, – ответил Харбисон. – Я у них там вроде как персона нон грата, как вы, несомненно, уже слышали. Не знаю, чем таким я заслужил недовольство хозяина дома, но он не раз давал понять, что мне не рады под его крышей. – Он прервался. – Вы же знаете, что Сильвия чокнутая? В смысле, у неё и впрямь не все дома. У неё бывают периоды, когда она убеждена, что она другой человек. Ума не приложу, о чём думал Джеффри, когда на ней женился. Она, конечно, была молода – такие, как Джеффри, вечно увиваются за молоденькими. Опять же, она была доступна здесь и сейчас, будучи лучшей подругой первой жены – во всяком случае, активно изображая дружбу. Я-то всегда считал, что там и первая была немного… – он протянул перед собой ладонь и повертел ею из стороны в сторону, – ну, в общем, вы поняли. Полагаю, не следует говорить этого о моей сестре, но между этими двумя, нашей двинутой Сильвией и первой миссис О., происходило что-то явно сомнительное. Ну вот, я, как обычно, слишком много болтаю!

Он опрокинул в рот остатки напитка, встал и постучал в маленькое квадратное оконце для подачи еды рядом с пустым камином. Когда оконце открылось, он передал через него свой стакан и попросил ещё:

– На этот раз чистого виски, хватит с меня этой гвоздики, а то во рту вкус, как от целого пакета мятных леденцов.

– Скажите мне, – спросил Страффорд, – вы приехали сюда сегодня вечером прямо из гор Уиклоу?

– Боже упаси. Дороги там так замело, что езда тугая, как это самое у монашки на Страстную пятницу. Вчера днём я был в Уэксфорде – встречался с одним человеком по поводу лошади.

– Значит, вы пробыли здесь две ночи?

Харбисон кинул на него осторожный взгляд.

– Я вообще часто ночую здесь, в «Снопе», – сказал он не без раздражения. – Жратва тут приличная, да и наверняка вы видели рыжуху Пегги – вот уж кто и правда радует глаз. А касательно лошадей, послушайте…

У окошка подачи появился Рек со стаканом виски для Харбисона на обшарпанном металлическом подносе.

– Запишете мне это в кредит, хорошо, Джеремия, друг мой?

Рек ничего не сказал, но, поймав взгляд Страффорда, изобразил страдальческое лицо.

Харбисон пригубил из стакана.

– Чёрт побери, это же «Джеймисон» – а ведь этот старый дьявол прекрасно знает, что я пью «Бушмиллс»! Думаете, он пытается таким образом продавить свою папистскую точку зрения?

Почему-то всеми считалось, что протестанты предпочитают виски «Бушмиллс», тогда как «Джеймисон» – удел католиков. Страффорд полагал это мнение абсурдным, очередным примером множества мелких мифов, которыми полнилась его страна.

Харбисон поставил стакан на столик и закурил.

– О чём я говорил?

– Что-то о некоем человеке и лошади.

– Ну да, точно. Дело в том, что у священника был конь, Мистер Сахарок, великолепный скакун. Старый Джеффри содержит его в Баллигласс-хаусе бесплатно, задарма и просто по старой дружбе. Есть там один молодой парень, присматривает за конюшнями, некто Фонси. Он слабоумный, но, Боже мой, знает всё, что нужно знать о коневодстве, как свои пять пальцев!

– Я с ним знаком.

– Да неужели! – Харбисон, казалось, удивился. – Тогда вы поймёте, о чём я говорю. Я это к тому, – он постучал себя по лбу, – что пока об этом можно забыть. – Он сделал ещё глоток виски и поморщился: – «Джеймисон»! На вкус как моча девственницы. Короче говоря, всё дело в этом коне.

– А что с ним?

– Я собирался предложить падре, как его там?..

– Отец Лоулесс.

– Вот-вот, Лоулесс. Значит, собирался предложить отцу Лоулессу сделку. Но теперь, как видите, с этим возникли некоторые трудности.

– Теперь, то есть когда он мёртв?

– Ну да.

Страффорд устремил взгляд на обогреватель и его единственный светящийся стержень. Тот время от времени испускал небольшие искры, когда на волокно попадали роящиеся в воздухе пылинки. Для микроба, размышлял он, каждая крошечная вспышка огня должна казаться огромным пожаром, похожим на ураган на солнце. Инспектор снова подумал о заснеженных полях снаружи, гладких и блестящих, и о небе в звёздах, горящих ледяным светом над ними. То были другие миры, невероятно далёкие. Как странно находиться здесь, дышать воздухом и осознавать себя на этом шарике, слепленном из грязи и соляного раствора, кружащемся в безграничных глубинах космоса. По его спине пробежал холодок, как будто кончик чего-то ледяного коснулся самого сердца.

В мыслях возник образ мёртвого священника, лежащего на полу в библиотеке: его руки были сложены на груди, а глаза открыты. Да, этот больше не дышит воздухом и не осознаёт себя.

– Мистер Харбисон…

– Зовите меня Фредди. – Он подался вперёд на стуле. – Так вот, значит, насчёт этого коня…

– Мистер Харбисон, в доме вашей сестры и её мужа при сомнительных обстоятельствах погиб человек. Думаю, сейчас едва ли подходящее время…

– Ладно вам! – сказал Харбисон, обиженно глядя на него. – Жизнь продолжается, знаете ли. – Он поднялся и снова подошёл к окошку: – И на этот раз смотрите, принесите мне «Бушмиллс»!

Он сел, снял один из ботинок и поднёс ногу в чулке к ржаво-красному гальваническому элементу обогревателя.

– Будет форменное безобразие, если этот конь достанется моему зятю, – сказал он с внезапно нахлынувшей яростью. – Он ведь не отличает лошадиный зад от морды, хотя и воображает, будто сидит в седле как влитой. Кто-то должен избавить животное от такой прискорбной судьбы, и я не понимаю, почему этим кем-то не могу оказаться я. Вопрос в том, кому теперь принадлежит Мистер Сахарок? – Он задумчиво почесал подбородок. – Интересно, священник оставил завещание? Доказательство подлинности в суде может занять целую