на него прянул из тьмы некий белолицый силуэт. Это была сипуха. Инспектор инстинктивно увернулся от этого дикого существа, с испугу показавшегося огромным, и чуть не столкнул машину в кювет.

«Сноп ячменя» представлял собой не более чем длинный, невысокий, побеленный известью коттедж с соломенной крышей и крохотными окнами: сегодня вечером все они были ярко освещены. Страффорд припарковал машину подальше от дороги и прихватил сумку с заднего сиденья. С собой он вёз только зубную щётку и бритву, пижаму, пару рубашек и несколько смен нижнего белья. Он подошёл к двери паба – или как его назвать, постоялого двора? – снедаемый глубокими опасениями. Раньше ему уже доводилось останавливаться в подобных местах. Весь его ум занимали горячая еда и тёплая постель. В сердце поселился мрак.

Дверь была на засове, и когда он отодвинул его и вошёл внутрь, в нос тут же ударил запах портера и едкий чад от горящего торфа, отчего у него заслезились глаза. Бар был тесным, с низким потолком, высокой стойкой и такими же высокими деревянными табуретами. Стены оклеены газетными вырезками без рамок. Они пожелтели от времени и закучерявились по краям. Увековеченные на них истории рассказывали в основном о спортивных победах далёкого прошлого. На подоконнике одного из маленьких окошек на лакированной деревянной доске висела пара миниатюрных клюшек для хоккея на траве – их древки гордо обвивала лента, выкрашенная в геральдические цвета графства. Бар был пуст. В углу тихо гудела торфяная печь.

Настроение Страффорда несколько воспрянуло, несмотря на вид этого заведения, не внушающий особого доверия. Печь хорошо грела, а его постель, по всей видимости, будет мягкой. Возможно, на кухне даже найдётся что-нибудь приличное из еды. Он учился в школе-интернате. Его потребности были скромными.

Он взял со стойки маленький колокольчик, осторожно потряс им, и вскоре из деревянного сводчатого прохода в конце барной стойки появилась женщина. Должно быть, это и была жена начитанного мясника-тире-трактирщика Река, ибо перед Страффордом предстала точь-в-точь его женская версия – крупная, темноволосая, улыбчивая и обладающая мягким голосом.

Он представился, она вытерла ладонь о фартук и протянула её ему через стойку. Он пожал её. Кожа её оказалась на удивление гладкой. Несмотря на приветливую улыбку, от него не укрылось, как педантично она оценивает его внешний вид. В эти края редко заносило незнакомцев.

– Лютая ночь, – сказала она, – и холодная – кошку на улицу не выгонишь. Ваш ужин уже почти готов, – добавила она. – Ну а что вы будете пить?

Этот вопрос всегда ставил Страффорда в затруднительное положение. Хоть он и пытался, но за прошедшие годы ему так и не удалось привыкнуть ни к горечи перебродившего зерна, ни к кислятине гнилого винограда. Эта несостоятельность – а иначе и не назовёшь – и приводила его к разногласиям с соотечественниками. Более того, из-за этого свойства он пробуждал в людях некоторое подозрение, а в определённых кругах – даже явное недоверие. После многих лет упорных экспериментов, всякий раз неизменно неприятных и зачастую кончавшихся рвотой, он остановился на виски с белым лимонадом – эту смесь его желудок оказался способен переварить почти без труда. Она чем-то напоминала прохладительные напитки из его детства, несмотря на горьковатый привкус, который он приучился не замечать. Сделав сейчас свой всегдашний заказ – для этого потребовалось внушительно повысить голос и по-мужски прочистить горло – он приготовился к привычному в подобных случаях недоуменному взгляду и тихому презрительному смешку. Однако миссис Рек оказалась весьма любезной натурой, налила ему требуемый напиток и поставила перед ним без всяких признаков пренебрежения.

Должно быть, Страффорд оставил дверь незапертой, потому что теперь она распахнулась без сопротивления, и в помещение вошёл толстый черный пёс с короткими лапами и седой мордой. Не обращая внимания на окружающую обстановку, он размеренным шагом направился к задней части бара. Миссис Рек обратилась к животному громким голосом: «Эй, ты там, ничего не хочешь мне сказать, мистер Барни?» Пёс устремил на неё злобный взгляд – благодаря седым усам и разочарованному взору он напоминал сутулого и приземистого старика со вспыльчивым характером – а затем потрусил дальше, демонстрируя им обоим свой широкий зад.

Миссис Рек посмотрела на Страффорда и покачала головой.

– Думает, будто это заведение у него в собственности, – сказала она. – Как-то никто не удосужился объяснить ему, что он собака. Да и что тут объяснять, он ведь глухой как пень.

Страффорд сел на один из высоких табуретов и отпил из стакана. Ему было тепло, виски казалось терпимым, атмосфера – домашней. Несмотря на первоначальные опасения, возможно, он всё-таки остановился в подходящем месте.

Миссис Рек протирала стойку влажной тряпкой, оставляя на дереве серые разводы влаги и между делом говоря о том и о сём. Да, «Сноп» был не только пивной, но и мясной лавкой, продуктовым магазином и скромных размеров гостиницей.

– Раньше мы оказывали ещё и ритуальные услуги, но Джо стал слишком стар и бросил это дело.

«Джо», как понял Страффорд, миссис Рек звала своего мужа. Это неудивительно. Имя «Джеремия» звучало слишком уж громко, по-библейски.

Он рассказал ей о сипухе, которая влетела в свет фар на дороге, и о том, что она его, конечно, напугала, но всё же какое чудесное это было зрелище. Хозяйка заметила, какие они же «свирепые дикие твари, эти совы».

Она ещё раз провела по стойке тряпкой.

– Ужас что там сделалось в Доме-то, – заметила она нарочито небрежно, не глядя ему в глаза.

«Домом», как догадался Страффорд, местные жители обычно называли поместье Осборнов.

– Да, ужас, – согласился он, глядя в свой стакан.

– Бедный отец Том – слышала, он упал с лестницы и сломал себе шею.

По тому, как она это сказала, было ясно, что услышанное несколько расходилось с версией событий, которой придерживалась сама хозяйка.

– Да, – сказал Страффорд без особого акцента, – бедняга действительно получил травму шеи.

Она смерила его взглядом:

– Ну да, так говорят.

На этом они решили более не касаться данного предмета.

Он ужинал за маленьким столиком в углу комнаты, примыкающей к барной стойке. Днём эта комната представляла собой совмещенную бакалейную и мясную лавку. Мясной прилавок был аккуратно укрыт от посторонних глаз листом серого холста с предательски проступающими ржавыми пятнами крови по краям. На полках вдоль противоположной стены стояли банки с конфетами, жестяные коробки под стеклянными крышками с печеньем, крекерами и ломтиками фруктового кекса. Его обслуживала рыжеволосая девушка с широким лицом, сплошь усеянным веснушками. Когда она улыбалась, было видно, что у неё неправильный прикус.

– А вы и есть тот