— Давай назначим наше следующее собеседование ровночерез две недели, — предложила Фэй. — А когда я вернусь, ты покажешьмне фотографии, которые сделаешь за каникулы. Уверена, меня ждет приятныйсюрприз.

— Ой, хорошо, что ты мне напомнила!.. Нэнси вскочила скресла и вышла из кабинета. Через секунду она вернулась, держа в руках большойплоский сверток. Смущенно улыбаясь, она протянула его Фэй.

— Это тебе. Счастливого Рождества, Фэй!.. Фэй бережноразвернула плотную оберточную бумагу, и ее лицо осветилось восхищенной улыбкой.В руках она держала свой собственный портрет. Изображение было слегкарасплывчатым, туманным, как на полотнах импрессионистов: оно точно передавало идуховный мир, и характер, и вместе с тем сообщало лицу Фэй какую-то недосказанностьи тайну. Чтобы сделать такой портрет, другому фотографу потребовалось бынесколько часов студийной работы, а между тем Фэй даже не могла припомнить,когда Нэнси сделала этот снимок. На портрете она стояла на балконе в домеНэнси, и ветер трепал ее волосы, а розовая блузка играла и переливаласьотблесками заката за спиной, но вот в какой день это было?

— Когда… когда ты сделала этот снимок? — спросилаФэй, все еще не до конца оправившись от изумления.

— Тайком от тебя, — с довольным видом ответилаНэнси.

Она действительно была довольна этой работой. Ей удалосьуловить в высшей степени удачный ракурс, а потом она сама увеличивала снимок имудрила с отпечатками, добиваясь того, чтобы портрет получился чуточку не вфокусе, выбирала для него самую подходящую рамку. И это занятие показалось ейне менее увлекательным, чем живопись.

— Какой замечательный подарок, Нэнси! Ты… у тебяполучается просто замечательно!

— У меня была замечательная натура, Фэй. Две женщиныобнялись на прощание, и Нэнси с сожалением поняла, что пора прощаться.

— Желаю тебе хорошо покататься, Фэй.

— Спасибо. Хочешь, я привезу тебе в подарок полныйтермос снега?

Они снова обнялись, пожелали друг другу счастливогоРождества, и Нэнси ушла. Когда дверь за ней закрылась, Фэй почувствовала, каксердце ее дрогнуло. У Нэнси была добрая, нежная, чувствительная душа. А это ибыло главным.

— Мистер Каллоуэй на проводе, сэр. Соединить?

Улицы Нью-Йорка уже давно покрылись серой слякотью, но снегвсе шел и шел. Он сыпался с низкого, затянутого свинцовыми тучами неба уже часачетыре подряд, но Майкл ничего этого не замечал. Сегодня он пришел на работу вшесть утра, а теперь было почти пять, и тяжелая, тупая усталость разливалась повсему телу.

Левой рукой он снял трубку телефона, не переставая при этомподписывать одно за другим письма и уведомления, стопкой лежавшие перед ним настоле. Слава богу, проблемы со строительством торгового центра в Канзас-Ситибыли в основном позади. Теперь на очереди был Хьюстон, а на горизонте маячилостроительство медицинского центра в Сан-Франциско — задача неимоверно сложная,способная свести с ума кого угодно. Но только не его. Майкл уже смирился с тем,что его работа — сплошная головная боль и горячие угли под ногами, и относилсяк этому спокойно, машинально подписывая сметы, заключая контракты, проводявстречи и переговоры.

— Джордж? Это Майкл. Что у тебя?

— Твоя мать все еще на переговорах, но она просила меняпозвонить тебе и предупредить, что, если погода позволит, мы вернемся изБостона сегодня вечером. Если же снег не прекратится, мы вылетаем завтра утром.

— У вас там снегопад? — В голосе Майкла прозвучалолегкое недоумение, словно на дворе стоял июнь и никакого снега не могло бытьпросто по определению.

— Нет. — Настал черед, Джорджа удивляться. —Снег идет у вас, в Нью-Йорке. Разве нет?

Майкл бросил взгляд за окно и невесело усмехнулся:

— Вообще-то, ты прав. Я только что заметил. «Пареньпросто горит на работе, — тревожно подумал Джордж. — Как и его мать.Может, это у них в крови? Может быть, непримиримая требовательность к себе и ктем, кого любишь, передается в этой семье по наследству?» Впрочем, Джордждогадывался, что в случае с Майклом дело не в этом. Не только в этом.

— Ладно, этот вопрос мы, кажется, решили. — Джорджкашлянул. — Кроме того, Марион просила сказать, чтобы завтра вечером тынепременно был дома. Она пригласила на рождественский ужин нескольких друзей, ией хотелось бы, чтобы ты тоже…

Слушая его, Майкл подавил зевок. «Нескольких друзей…» Этоозначало человек тридцать или сорок, в большинстве — незнакомых или глубокоантипатичных Майклу. И, разумеется, среди них будет какая-нибудь юная особа изхорошей семьи с большим капиталом. Специально для него. Поганый способвстречать Рождество… Впрочем, как и любой другой день.

— Мне очень жаль, Джордж, но я не смогу. Меня ужепригласили в другое место. Извинись за меня перед матерью, ладно?

— Пригласили? — В голосе Джорджа явственнопрозвучало сомнение.

— Да. Я хотел предупредить маму еще на прошлой неделе,но совершенно забыл. Я был так занят хьюстонским проектом, что все остальноевылетело у меня из головы. Надеюсь, она поймет.

Майкл и в самом деле сотворил чудо, в рекордно короткий срокдоговорившись с заказчиком из Хьюстона обо всех деталях, и Марион не моглаэтого не оценить. За одно это он имел полное право пропустить десятьрождественских приемов.

— Марион, конечно, будет разочарована, но, я думаю, ейбудет приятно слышать, что у тебя есть свои планы. — «Наконец-топоявились… — добавил он мысленно. — Впрочем, если ты не врешь, голубчик…»— Надеюсь, ты приятно проведешь время.

— Я тоже надеюсь.

— Что-нибудь случилось? — мгновенно встревожилсяДжордж, и Майкл досадливо поморщился. На них не угодишь!..

— Да нет, просто… Расслабиться, отдохнуть и все такое.

— Ну и отлично. Ладно, Майкл, счастливого Рождестватебе и всех благ.

— И тебе того же. Кстати, поздравь от меня маму.Впрочем, завтра я ей сам позвоню.

— Я ей все равно скажу.

Вешая трубку, Джордж улыбался. Кажется, парнишка приходит всебя, думал он. Все это время Майкл вел себя очень странно — так странно, чтоМарион уже начала тревожиться. С другой стороны, она все равно будет зла какчерт, что Майкл не хочет разделить рождественскую индейку с ней и ее друзьями.Но надо быть справедливым: Майкл молод и имеет право развлекаться по-своему.

Джордж отпил глоток виски из бокала, который держал в руке,и улыбнулся, вспоминая Рождество, которое он встречал в Вене двадцать пять летназад. И совершенно естественным образом мысли его вернулись к матери Майкла.

А телефон в кабинете Майкла не унимался. Сразу же послеДжорджа позвонил Бен. Он хотел знать, есть ли у него какие-нибудь планы наРождество, и Майклу пришлось уверить друга, что ему придется пойти наскучнейший прием, который устраивает Марион. После Бена один за другим начализвонить клиенты, партнеры и подрядчики, которые наперебой желали ему успеха,счастливого Рождества и всяческих благ.