— Тебе не будет грустно, одиноко?

— Нет.

Фэй немного помолчала.

— Ну ладно, хватит играть в угадайку, — сказалаона решительно. — Давай выкладывай, что ты думаешь по поводу праздников.

— Хочешь знать, что я думаю? — Нэнси неожиданнопосмотрела прямо на нее, глаза в глаза, потом встала и зашагала из стороны всторону по кабинету. — Хочешь знать, что я чувствую? Так вот, я чувствуюсебя обиженной.

— Обиженной?

— Да, очень обиженной, страшно обиженной, чертовскиобиженной. Суперобиженной!

— На кого?

Нэнси плюхнулась обратно в кресло и мрачно посмотрела вогонь. Когда она снова заговорила, ее голос был мягок и тих.

— На Майкла. Я надеялась, что он меня найдет, ведьпрошло уже больше семи месяцев. Я думала, что к Рождеству мы будем вместе, аоказалось…

И, стараясь сдержать слезы, она закрыла глаза.

— На кого еще ты обижена? На себя?

— Да.

— Почему?

— Потому что пошла на эту сделку. Потому что позволилаМарион Хиллард уговорить себя. Я ненавижу ее хладнокровие, но себя я ненавижубольше. Я продалась…

— Разве?

— Я так думаю. И все — ради нового подбородка… — ТеперьНэнси говорила почти с презрением, хотя еще совсем недавно она почти гордиласьсвоим преображением.

— Я не согласна с тобой, Нэнси. Ты сделала это не радинового подбородка, губ и прочего. Ты сделала это ради новой жизни. Разве втвоем возрасте это не важнее всего? А кстати, что бы ты подумала о человеке,который на твоем месте поступил бы так же, как и ты?

— Не знаю. Наверное, я подумала бы про такого человека,что он, как минимум, не слишком умен. А может, я и поняла бы его…

— Всего несколько минут назад мы с тобой говорили оновой Нэнси. О новом голосе, новой походке, новом лице, новом имени. У тебябудет все новое — кроме одного…

Нэнси молчала, ожидая, что она скажет.

— Кроме Майкла, — закончила Фэй. — Или, можетбыть, ты представляешь свою новую жизнь без него? Скажи, ты когда-нибудь думалаоб этом?

— Нет, никогда… — Но ее глаза снова наполнилисьслезами, и Фэй поняла, что Нэнси лжет.

— Правда? — мягко спросила она.

— Я никогда не думаю о других мужчинах, но иногда япытаюсь представить себя без Майкла.

— И как ты тогда себя чувствуешь?

— Тогда… Тогда мне кажется, что лучше бы мне былоумереть…

Но Нэнси не имела это в виду, во всяком случае, в буквальномсмысле, и они обе знали это.

— Но ведь сейчас Майкла нет рядом, и ты все равночувствуешь себя неплохо. Разве не так?

В ответ Нэнси только пожала плечами, и Фэй продолжила ссочувствием:

— Мне кажется, Нэнси, тебе обязательно нужно какследует подумать о такой возможности.

— Ты уверена, что он не вернется ко мне, так? —Нэнси снова злилась, и злилась она на Фэй, потому что никого другого рядомсейчас все равно не было.

— Я не знаю, Нэнси. И никто этого не знает, кромесамого Майкла.

— Да. Кроме этого сукина сына…

Нэнси снова вскочила и заметалась по кабинету, но вскоре —словно у заводной игрушки, у которой кончился завод, — ее движениязамедлились, ярость остыла, и она остановилась посреди комнаты. Сжатые в кулакипальцы Нэнси побелели от напряжения, а марлевая повязка стала влажной от слез.

— О, Фэй, я так боюсь!.. — пробормотала онадрожащим голосом.

— Чего?

— Я боюсь остаться одной, боюсь перестать быть собой…Иногда я просто уверена, что совершила ужасную вещь и буду за это наказана.Ведь я… я отказалась от своей любви ради красивого лица.

— Но ведь тогда ты думала, что ты уже потеряла и то идругое! Твой выбор был естественным, и ты ни в коем случае не должна казнитьсебя за это. В конце концов, кто знает — может быть, когда-нибудь ты будешьрадоваться тому, что поступила так, а не иначе.

— Что ж, может быть…

Плечи Нэнси снова вздрогнули от рыданий, и Фэй от душипожалела ее.

— Кстати, праздников я тоже боюсь, — призналасьНэнси. — Наверное, это еще хуже, чем возвращение в приют. Лили и Гретхенуехали в Бостон еще в прошлом месяце, ты отправляешься кататься на лыжах, Питерна Рождество собирается в Европу, а я…

Нэнси шмыгнула носом и попыталась сдержать слезы. «В концеконцов, — подумала она, — все это — реальности новой жизни, и ядолжна научиться мириться с ними». В любом случае не следует вести себя так,чтобы Фэй и Питер чувствовали себя виноватыми перед ней. Они и так проводили сней достаточно много времени, но каждый из них имел право на свою собственнуюжизнь.

— По-моему, тебе пора начать выходить, —неожиданно предложила Фэй. — Ты могла бы подружиться с кем-нибудь, итогда…

— Выходить?! — Нэнси повернулась к Фэй и, сняв сголовы свою широкополую шляпу, указала рукой на бинты. — Как я могукуда-то выходить в таком виде?! Да я до смерти напугаю каждого, к комуобращусь.

— На тебя не так уж страшно смотреть, как тыдумаешь, — хладнокровно парировала Фэй. — Это ведь только повязка.Пройдет немного времени, и Питер ее снимет. Большинство людей понимают, что этоне навсегда.

— Может быть, может быть… — проговорила Нэнси, но Фэйвидела, что она еще не верит. — Кроме того, сейчас я не особенно нуждаюсьв друзьях. Мне вполне хватает фотоаппарата. Это… замечательный подарок.

— Я знаю. На днях я была у Питера и видела у него твоипоследние снимки — он ужасно гордится ими и показывает каждому, кто к немуприходит. Прекрасная работа, Нэнси! И профессиональная к тому же. По-моему, утебя есть талант.

— Спасибо… — Теперь, когда речь зашла о ее работе,Нэнси сразу почувствовала, как горечь, раздражение и обида уходят. — О,Фэй…

Она немного успокоилась и, вернувшись к креслу, села в него,вытянув ноги к огню.

— Что мне делать с моей новой жизнью, Фэй?

— Это-то мы и пытаемся решить, разве не так? А пока…постарайся подумать над тем, о чем мы говорили сегодня. Уроки музыки,преподаватель вокала, тренер по гимнастике — что угодно, лишь бы тебенравилось. Питер, конечно, многое для тебя делает, но почему бы тебе не помочьему? Постарайся представить, какой ты хотела бы стать, и начинай лепить себя.

— Хорошо, я подумаю. А когда ты вернешься?

— Через две недели. Но я оставлю тебе телефон, покоторому ты, в случае необходимости, сможешь со мной связаться.

На самом деле Фэй беспокоилась за Нэнси гораздо больше, чемей хотелось показать. Как психиатр она хорошо знала, что рождественскиепраздники чреваты обострениями угнетенных состояний, да и статистика показываланеуклонный рост числа самоубийств в этот период. Впрочем, Нэнси это, пожалуй,не грозило: Фэй просто не хотелось, чтобы она слишком уж сосредоточивалась насвоем одиночестве. Конечно, вышло не очень удачно, что на это Рождество и она,и Питер должны были уехать из Сан-Франциско, однако и Нэнси пора было обретатьхоть небольшую самостоятельность и независимость.