ей; и тот, кто ускользнуть

Сумеет от нее, обрел достойный путь.

Она влечет сердца, пленяет, удивляет,

50 Но ту лишь знает страсть, которую внушает.

ЭЛЕГИЯ XXIV

Будь для себя царем и обретешь блаженство.

О, Мудрость, учишь нас достичь ты совершенства.

Благодаря тебе в убежище моем,

Никем не знаемый, я стал себе царем.

Красуется мой Лувр под крышей невысокой,

Лучами первыми обласканный с востока.

Рисунки и стихи, и книги тут и там

На стульях, на столе лежат, по всем углам.

Я здесь грущу, пою, сплю, мыслю и читаю,

10 Спокойствием дышу и в тишине мечтаю

О будущем, о том, что я хочу свершить,

Посеву радуюсь, что думаю взрастить.

Далеких областей непостоянный житель

С добычей прихожу сюда, в мою обитель,

Раскрыв ли, не спеша, старинный, мудрый том,

Блуждаю долго я чарующим путем,

Оставив ли места, где сердцу все знакомо,

На берегах иных брожу вдали от дома.

Со множества цветов я собираю мед.

20 Все ценно для меня и все меня зовет;

Трофей преподнесут любые мне широты.

И так, не торопясь, я наполняю соты.[315]

ЭЛЕГИЯ XXV

Ты, Ликорида, ты, пиров моих царица,

Приди и дай твоей красою насладиться,

Укрась меня венком и опьяни тотчас

Дурманом тонких вин и блеском томных глаз.

Так что же, поспешим за мигом быстротечным!

Венера, что богов дарит блаженством вечным,

У нас, едва года нам выбелят виски,

Рассыпет все венки; и дни, когда близки

Мне были эта грудь и губ полуоткрытых

10 Дыханье нежное, уйдут и мгла затмит их;

Пускай же Фрина без опаски нам дарит

Сокрытых прелестей своих манящий вид.

Что сможет красота при всей безмерной мощи,

Когда состаримся и высохнем, как мощи?

Ее узрев, сердца на затрепещут вновь.

................................

Тогда, уединясь в приюте одиноком,

Забудусь я в мечтах о вечном, о высоком,

И древней мудростью безропотно пленен,

Во всем постигну я свой смысл и свой закон.

20 Я вникну в тайну сфер, и станет мне открыто,

Как зыблется земля и стонет Амфитрита,[316]

Какой поверженный и попранный Титан[317]

Из Этны[318] сеет смерть, безумьем обуян;

Кто чертит в небесах пути светил; чьей воле

Подвластны по весне трава и злаки в поле;

Какой в чужом порту задерживает знак

Скитальца-странника; кого ведет маяк

Вдали от родины, то ярче, то слабея,

Туда, где бьют валы у острова Эвбея;[319]

30 И как чернеет вслед за пахарем земля,

Счастливый урожай по осени суля.

Но это в старости; а нынче к наслажденьям

Нас призывает жизнь в своем цвету весеннем:

Ведь возраст мудрости — сосед могильных плит.

Идем же, юноша; идем, пока горит

Наш факел. Ну, скорей! Спешим к моей любезной.

Во мне уже давно пылает огнь небесный:

Пускай лобзания, что счастье нам несут,

Взамен всего любовь и нега припасут.

ЭЛЕГИЯ XXVI

Коль счастья нет у них, есть ли оно на свете?

Какому смертному, когда придет любовь,

Захочется скорбеть об ускользнувшей вновь

Свободе, если он изведал узы страсти?

Всё в мире — власть любви, весь мир у ней во власти.

Пускай влюбленные не нажили добра,

Но так на нежные слова их жизнь щедра,

Так речь божественна и вздохов их, и взоров,

Укоров ласковых и детских уговоров![320]

10 Всё — им, и все — для них: смеется небосвод,

И, умиленная, земля в ответ цветет,

И Аретуза до сих пор не обмелела,

И песней сладостной поит их Филомела.[321]

Им — горняя лазурь и Флоры аромат.

Все оживляется, куда ни поглядят.

Все радостно вкруг них, как радостны их души.

И мнится: их приют любых чудес не хуже,

А грот объятий их и есть тот светлый храм,

Что издавна открыт взволнованным сердцам.

20 Пещеры и луга, о берега Пенея!

Вы, уголки любви, подобья эмпирея;

Вы, рощи Анио; и ты, листва лесов,

Где нимфы Лириса[322] нашли радушный кров;

И ты, и ты, Воклюз,[323] прославленный Петраркой!

О, пусть я истомлюсь в объятьях страсти жаркой,

Среди ветвей, цветов, с моей любовью слит,

Весь мир забыв навек — и миром позабыт![324]

Пусть тот, кто избежал сердечной горькой муки,

Угрюмый от тоски, и праздности, и скуки,

30 Надменно думает, что счастье заслужил:

Он только прозябал, и лишь влюбленный — жил.

ЭЛЕГИЯ XXVII

О сердце, покорись всевластью измененья.

В движеньи вечном мир! О сердце, миг терпенья!

Не вечно человек влачит свою страду.

Зима не леденит всех месяцев в году.

Порывы буйные смиряет Эвр[325] порою.

Река-невольница, стесненная горою,

В бореньи долу мчась, спешит среди лугов

На травах простереть прозрачный свой покров.

Воистину и тот, чей век, смятений полный,

10 В стремнинах тягостных теснят скалы и волны,

Лишь бури испытав и долгий мрак скорбей,

Изведает вполне отраду лучших дней.

Фортуна, подойдя бесшумными шагами,

Его осыпет вмиг несметными дарами.

Так говорят. Увы! Не ведал мой порог

Ее стопы! Ну что ж! Пока мой сон глубок,

Быть может, пронеслась она незримой тенью,

И пышный дар ее мне скрасит пробужденье!

О ты, которой вслед свой быстрый бег стремит

20 Корабль, чей путь ведет отзывчивый магнит,

Ты, что, воздвигнув трон в сокровищами щедрых

Потосских рудниках, Голкондских древних недрах,[326]

Над сонмами рабов царишь как госпожа,

Златой уздой весь мир в покорности