Свидетель, к сожалению. Но ничего не поделаешь. Целя в нихиз браунинга, Бестужев жестко приказал:

— Стоять на месте! Не вздумайте хвататься за оружие!Должен предупредить, господа, я к анархизму отношусь без всякого почтения, такчто галантного обращения не ждите…

Они не шевелились, таращась на Бестужева хмуро и зло —видывали виды и прекрасно понимали, что шансов у них нет. Прохожий, Бестужеввидел краешком глаза, остолбенел с разинутым ртом: зрелище, должно быть, дляэтого приличного и тихого квартала было не самое обыденное…

— Достаньте оружие! — продолжал Бестужев. —Держи его за дуло! Кому говорю!

Не было возможности соблюдать политес — и он, чуть приподнявпистолет, решительно нажал на спуск. Пуля ударила в кирпичную стену над самымиголовами анархистов, срикошетила, выбив посыпавшуюся им на головы крошку(прохожий в ужасе присел на корточки и обеими руками натянул себе котелок науши, как будто это делало его невидимым или заговоренным от случайной пули).

Вот теперь подействовало: оба, вжимая головы в плечи,невольно пригнувшись, проворно извлекли свои «бульдоги», держа их пальцами застволы. Бестужев огляделся, сделал шаг вправо, присел, держа обоих под прицеломи, поднатужившись, отвалил массивную чёрную решетку водостока:

— Оружие туда, живо!

Они повиновались. Когда оба револьвера глухо стукнули о дноводосточного желоба, Бестужев закрыл решетку и выпрямился.

— Не умрете вы своей смертью, молодчик, — мрачносообщил один из анархистов.

— Там видно будет… — рассеянно ответилБестужев. — Оба на лестницу, быстро! Если попробуете высунуться —пристрелю!

Ворча что-то под нос, бросая угрожающие взгляды, оба исчезлиза дверью чёрного хода. Вадецкий всё это время торчал поблизости с видомсовершенно ошарашенным. Захлопнув дверь (слышно было, как внутри ворочается иохает ушибленный), Бестужев дернул репортера за рукав, прикрикнул:

— Бежим!

Оба кинулись прочь, мимо прохожего, так и сидевшего накорточках в полном оцепенении. Бестужев, конечно, Вену совсем не знал,действовал по интуиции — на первом же перекрестке свернул направо, потомналево, давно уже спрятав пистолет, замедлил бег. Быстрым шагом они петляли поузким, причудливо переплетавшимся улочкам какого-то старинного района столицы —и в конце концов оказались на какой-то просторной «штрассе», где потоком катилиэкипажи, резко крякали клаксонами автомобили, публика прогуливаласьисключительно «чистая», а поодаль виднелся чинно прохаживавшийся полицейский.

Слегка подтолкнув спутника локтем, Бестужев распорядился:

— Быстренько придайте своему лицу нормальное выражение,ни к чему, чтобы на нас обращали внимание…

Вадецкий нервно оглянулся:

— А они… Они…

— Успокойтесь, — сказал Бестужев, облегченновздохнув. — Они наш след потеряли. Пойдёмте. Остановим фиакр, уедем в какое-нибудьтихое местечко подальше отсюда и обсудим, как жить дальше. — Он покосилсяна репортера, усмехнулся: — Что вы приуныли, Карл? Никто вас не заставлял лезтьв это дело… и выбирать столь беспокойную профессию…

Он только сейчас вспомнил, что Густав остался неподалёку отпресс-бюро. Но беспокоиться об этом не следовало: дисциплинированный венскийизвозчик, за весьма щедрую плату нанятый, чтобы быть к услугам Бестужева влюбое время дня и ночи, несомненно, будет подремывать на козлах хоть до утра,пока не появится наниматель…

— Вы уверены, что мне не следует подумать офраке? — спросил Бестужев предусмотрительно.

— Ну что вы, наоборот, — меланхолично ответилВадецкий. — Там не бывает никаких чопорных приемов, вообще нет ничегопохожего на прием. Гости собираются к вечеру, разбиваются на группы иразвлекаются всяк по-своему. Вам скорее уж следует подумать о какой-тоэкзотической личине для себя…

— Простите?

— Графиня — крайне экстравагантная особа, эксцентричностиу неё больше, чем у англичан, слывущих мастерами этого дела. Скучные субъектыво фраках её как раз не привлекают, если вы явитесь в таком виде, вас икоротким разговором не удостоят. Что бы такое придумать… Это же не полицейскоеуправление, никто проверять не будет… О! — Репортер поднял палец. —Вы бывали в Сибири?

— Проездом и ненадолго, — осторожно ответилБестужев.

— Но всё равно какие-то колоритные детали ведьнаблюдали?

— Пожалуй…

— Вот вам и выход, — уверенно сказалВадецкий. — Вы — сибирский князь, владелец тамошних поместий и золотыхприисков. Сибирь — это достаточно экзотично…

— Милый Карл, — мягко сказал Бестужев. — ВСибири нет князей… нет, какое-то количество князей и дворян там, если подумать,всё же обитает, но в Сибири, надобно вам знать, никогда не было дворянскихпоместий.

— Правда?

— Честное слово, — сказал Бестужев. — Так ужсложились исторические условия…

— Но золотые прииски-то там точно есть, я читал всерьёзном журнале.

— Есть, — согласился Бестужев.

— А какая, собственно, разница? — ухмыльнулсярепортер. — Ну кто у нас разбирается в таких тонкостях? Есть дворянскиеимения, нет имений… Главное, вы — сибирский князь, владелец приисков ипоместий, где вы выращиваете нечто экзотическое… Придумайте сами, вы же бывалив Сибири.

— Хорошо, — сказал Бестужев. — Я постараюсь.

После короткого раздумья он извлек из бумажника коротенькуюзолотую цепочку на двух булавках. Там висели две миниатюрные фрачные награды —офицерский крест ордена Франца-Иосифа и юбилейная медаль, выбитая в честь шестидесятилетиявосшествия его величества на престол, учрежденная в прошлом году. Медаль этуБестужев получил совершенно неожиданно для себя — просто в один прекрасный деньбыл поставлен в известность о награждении посредством официальной бумаги,поступившей из австрийского посольства. Как в подобных случаях бывает, явносработали какие-то шестеренки громоздкой бюрократической машины: может статься,одним из циркуляров было предписано наградить юбилейной медалью всех, имеющихордена империи.

Аккуратно прикрепив булавками цепочку к лацкану пиджака,Бестужев глянул на себя в зеркало. Здесь, конечно, не Германия, где почтение ковсевозможным мундирам и регалиям стало сущим языческим культом, но и вАвстро-Венгрии, сталкиваясь со здешними чиновниками, Бестужев понял, чтоподобные украшения поднимают твою репутацию в их глазах…

— Ого… — покрутил головой Вадецкий.

— А что такого? — пожал плечами Бестужев. — Якак-никак сибирский князь. А где вы видели князя без регалий?

— Да, правда… Хотя ради образа следовало бы подобратьпарочку каких-нибудь более экзотических орденов.