Она вынула из кармана белоснежный носовой платочек, старательно вытерла губы, потом неожиданно спросила:

— Это как-то связано с Вашей секретной лабораторией?

Ее вопрос меня обескуражил. Я стоял, держа в руке пиалушку из-под бульона, не зная, что ответить. Она посмотрела мне в глаза и одарила чарующей улыбкой, которая меня немедля успокоила.

— Вы угадали. Связано. Только не подумайте, что это все ненатуральное. Это природные, притом экологически абсолютно чистые продукты. И далеко еще не все, что дает, вернее, может дать эта лаборатория.

— Но тогда как именно связаны они с Вашей таинственной лабораторией?

Она проницательно посмотрела мне в глаза.

— Поймите меня правильно — если я Вам сейчас начну объяснять, Вы сочтете меня сумасшедшим. Вас нужно сначала как следует подготовить. Я постараюсь это сделать в ближайшее время. Но только Вы, пожалуйста, пообещайте мне не торопить события и делать все, что я Вам скажу.

— Гм… опять загадки. Я могу Вам дать такое обещание, но с оговорками. Все должно быть в рамках допустимого, — пообещала она, лукаво улыбаясь.

— Ну, разумеется — в рамках допустимого и приличного, — сказал я, пытаясь упредить ее подозрения. — Первое, о чем я Вас прошу — возьмите мясо и найдите ему любое применение, которое сочтете разумным.

— Хорошо. Возьму, но при условии, что отрежу для себя, сколько найду нужным, а остальное продам на базаре и верну Вам деньги.

— Какие еще деньги? Ведь я с самого начала просил Вас принять это как подарок, — возразил я спокойно, но, как мне представлялось, достаточно твердо.

— Тогда вот что. Если Вы так настаиваете, то в последний раз. А впредь предлагаю сделку. Если Вы соберетесь доставать что-нибудь подобное еще, заранее оповестите меня. Я подумаю, где и как это можно будет реализовать, а вырученные деньги поделим на взаимовыгодных условиях. Идет?

— Идет, — протянул я руку в знак согласия, и она ее мягко пожала.

XII

Большинство жителей Елизарова — это работники огромного горно-металлургического комбината, а также шахт, которыми изобилуют окрестности. Поэтому не удивительно, что главная улица, с которой началась закладка города, была названа Шахтерской, а пересекающая ее в самом центре — Блюминговой. От центральной площади радиально расходятся Стволовая, Присадочная и Штоленная. А дальше — Литейная, Формовочная и так далее, все в том же духе.

После революции в эту систему названий внесла диссонанс советская топонимика, впоследствии ставшая притчей во языцех во всех городах и весях огромного Советского Союза. Многие колоритные урбанонимы, отображавшие промышленный профиль города, были заменены шаблонной дешевкой. Так, главная улица — Шахтерская — стала называться Советской, Присадочную переименовали в Ленинскую, Штоленную назвали улицей Первой пятилетки. А уж в районах советских новостроек, в так называемом соц-городе, все объекты нарекали только именами всяких там партийных съездов, конференций, пленумов, пятилеток и «ударных строек века», а также всевозможных коммунистических деятелей. Этих деятелей нередко потом снимали и репрессировали, а улицы, площади и скверы, названные их именами, снова неоднократно переименовывали. Но, несмотря на такую линию партийных руководителей, в городе все же сохранились до нашего времени и такие улицы, как: Железорудная, Листопрокатная, Мартеновская, Бессемеровская, Штрековая, Забойная. Горно-металлургическую терминологию изучать можно. К тому же многие названия повторяются и снабжены добавками типа «первая», «вторая», «старая», «новая», «большая», «малая» и тому подобными. В общем, черт ногу сломит.

В этой неразберихе мне предстояло найти Старую Доменную. Карты города здесь не продаются — покупать некому. Приезжих теперь мало, а местные и так чувствуют себя среди этих названий, как рыба в воде. Пришлось спрашивать, но мало кто толком мог объяснить, как туда добраться. Люди, как правило, отвечали скороговоркой, притом путано, сбивчиво, сумбурно. В конце концов, мне удалось остановить участливого прохожего, который на странице моего блокнота проворно начертил план с указанием четких ориентиров.

Погода была премерзкая — дул холодный порывистый ветер, залепляя лицо крупными хлопьями мокрого снега. Хотелось домой, где меня ждали тепло, уют, ленивый Барсик и верный служака Джек. Но я решил не отступать от намеченной цели и добраться, наконец, до старика Ольшевского, которого мне порекомендовала продавщица супермаркета, где я регулярно отоваривался.

Руководствуясь планом, я быстро вышел на Слябинговую, прошел по ней два квартала, свернул на Первую Антрацитовую и вскоре уперся в Старую Доменную.

Двенадцатый дом отличался от остальных строений добротностью и ухоженностью. На тротуар, вымощенный керамической плиткой, выходило изящное крыльцо с перилами, свитыми из толстых латунных труб, отполированных до зеркального блеска. Над крыльцом нависал крытый медными листами козырек, а слева красовалась строгая вывеска:

«С. Б. Ольшевский

РЕМОНТ, РЕСТАВРАЦИЯ

ИЗГОТОВЛЕНИЕ И ОЦЕКА

ЮВЕЛИРНЫХ ИЗДЕЛИЙ

Работа с 9:00 до 18:00

Обед с 13:00 до 14:00

Выходные — суббота и воскресенье»

Неискушенный человек, наверное, подумал бы, что она отлита из бронзы, однако я сразу понял, что это твердый пластик с бронзовым напылением. Но все равно выглядела она весьма солидно.

На двери из толстого стекла с внутренней стороны висела табличка с надписью «ОТКРЫТО». Повернув массивную латунную ручку, я потянул на себя дверь, и она мягко подалась. Пройдя через маленькую прихожую, я отворил еще такую же дверь и оказался в просторной комнате, где у окна, склонившись над рабочим столом, огороженным дубовым барьером, стилизованным под старину, сидел седобородый мужчина лет семидесяти пяти и манипулировал миниатюрной автогенной горелкой.

Я поздоровался, но бородач никак не отреагировал на мое приветствие и продолжал водить тонкой струйкой голубого пламени по блестящему предмету, зажатому в крохотные тисочки. Наконец он положил работающую горелку на мраморную подставочку, убрал со лба черный козырек с толстенными увеличительными стеклами и, сурово посмотрев на меня утомленными потускневшими глазами, сказал:

— Здравствуйте. С чем пожаловали, милейший?

— Насколько я понимаю, Вы и есть Семен Борисович Ольшевский, — осведомился я для приличия.

— Он самый. Что Вам угодно, дорогой? — произнес он недовольным тоном, всем своим видом давая понять, что он человек занятой и ему не нравится, когда его отвлекают по пустякам.

— Семен Борисович, мне рекомендовали Вас как великолепного эксперта по оценке ювелирных изделий, а также драгоценных и полудрагоценных камней. Вы не могли бы ориентировочно оценить стоимость одной штуковинки?

— Интересно, и кто же Вам меня так отрекомендовал? — поинтересовался ювелир.

— Продавщица из супермаркета…

— Анна Вячеславна? — спросил он, не дав мне закончить фразу.

— Она самая, — ответил я, хотя понятия не имел, как ее зовут.

— Что ж, спасибо ей. Верно она меня представила. Но любая оценка эксперта, дорогой мой, денег стоит, — ответил он, не скрывая раздражения.

— Ну, разумеется, Семен Борисович, разумеется, — поспешил я