взмахов крыльев по траве, как по воде, кругами покатились волны. Но птицы не улетели, а сели на большой голый камень неподалеку и стали топтаться по нему, беспокойно вскрикивая и взмахивая при этом широкими серо-зелеными крыльями, с нетерпением дожидаясь моего ухода.

Увидав, что это всего-навсего птицы, я осмелел и спокойно пошел к месту, с которого они улетели. В траве лежало мертвое травоядное животное со вспоротым брюхом. Вокруг, облепленные муравьями, многоножками, мелкими жучками и разноцветными мухами, были разметаны окровавленные ошметки внутренностей, которые, судя по всему, только что терзали птицы. Животное было покрыто густой коричневой шерстью, мягкой, как у ламы. Его голову венчали тонкие острые рога, чуть расходящиеся в стороны, а лапы заканчивались копытами, раздвоенными, как у козы, антилопы или овцы. Судя по запаху, животное погибло совсем недавно. Глубокие кровавые следы длинных когтей на его шее и спине навели меня на мысль о том, что оно было убито крупной кошкой, которая, возможно, затаилась где-нибудь поблизости и наблюдает сейчас за мной из своего укрытия. Значит, нужно быть предельно осторожным, чтобы не стать ее очередной жертвой. Поспешно оглядевшись, я не заметил ничего подозрительного. Только знакомые серо-зеленые птицы нервно топтались на валуне, время от времени раскрывая могучие крылья и хрипло вскрикивая.

Животное еще не успело остыть, и запах его свежей плоти напоминал козлятину или баранину. Я поставил ружье на предохранитель и положил на видном месте, чтобы в случае необходимости можно было им воспользоваться без промедлений. Вынув нож, я принялся отрезать от туши окорок. Это оказалось не так легко, как я полагал. Пришлось воспользоваться топором. Отделив, наконец, окорок от туши и отрубив ненужную мне голень, я взвалил его на плечо и, подхватив ружье, продолжил путь.

Птицы, видимо, смекнули, что я получил свою долю их добычи и, наконец, убираюсь прочь. Спрыгнув с камня, они пешком приближались к туше, искоса поглядывая в мою сторону. Я видел, как они ее оседлали и принялись остервенело терзать, отхватывая большие куски мяса и заглатывая их целиком, порой вместе с костями. Меня поразили их широкие крючковатые клювы и мощные толстенные лапы с длинными, как у тигров, когтями. Ага! Так это никакая не кошка, а сами птицы убили несчастное животное и теперь с ним бесцеремонно расправляются! Если эти пташки на меня накинутся, они сделают со мной то же, что с этой несчастной козой. Странно, что они так легко поделились со мной добычей. Как видно, они никогда раньше не видели людей и из осторожности решили меня поостеречься.

Когда я, наконец, совсем изнемогая, дотащился до стремянки, солнце уже коснулось верхушек деревьев на западе. Зной заметно стух. На лес, долину и море опускался душный летний вечер.

XI

— Алло! Слушаю вас.

— Артем Тимофеевич, доброе утречко.

— О, Мария Юрьевна! Доброе утро. Сколько лет, сколько зим! Простите, что все это время не удосужился позвонить — завозился с текущими делами. Вы угадали мои намерения. Хотите верьте, хотите нет, но я как раз собирался Вам звонить.

— Отчего ж не поверить? Многие так говорят. Это Вы меня простите, что вовремя не позвонила — за креветки поблагодарить. Спасибо Вам за них огромное. Всех гостей удивила такой экзотикой. Необыкновенно вкусные. Все интересовались, где я их раздобыла. А я давала уклончивые ответы, шутила, смеялась, но в тайне мечтала попросить Вас когда-нибудь раздобыть таких еще. За деньги, конечно же.

— Непременно раздобудем, притом в любое время и в нужном Вам количестве. Только срок назовите заранее.

— Вы обещаете с такой готовностью, будто у Вас они — руку протяни, и возьмешь, сколько нужно, — насмешливо сказала она.

— Гм… Да так оно, собственно, и есть, — спокойно ответил я. — Когда Вы хотели бы их получить?

— Ну ладно, ладно уж. Шучу. Верю Вам на слово. Понадобятся — попрошу заранее, — попыталась она охладить мой пыл. Но в ее голосе я все же уловил нотки скепсиса.

— Всегда рад помочь по-соседски.

Мы молчали, не зная, как продолжить разговор. Я лихорадочно думал, тщетно пытаясь вспомнить, о чем хотел с нею поговорить.

— Как живете-можете, Артем Тимофеич? — разрядила, наконец, неловкое молчание Мария Юрьевна. — Чем заняты?

— Да так… занимаюсь кое-какими исследованиями, — ответил я первое, что пришло в голову.

— Интересно, какими такими исследованиями можно заниматься пенсионеру в нашем убогом Елизарове? У Вас есть для этого своя лаборатория? — насмешливо спросила она.

— Да, представьте себе. Еще какая!

— Интересный Вы человек, Артем Тимофеич. Отвечаете на мои вопросы какими-то туманными загадками, — сказала Мария Юрьевна после небольшой паузы.

— Ну почему загадками? Вы спрашиваете — я отвечаю. Говорю то, что есть — уж извините.

— А посмотреть Вашу лабораторию можно? — с едкостью спросила она.

— Гм… Конечно. Об этом я давно уже хочу с Вами поговорить, только все никак не могу решиться. Как в юности, — сказал я полушутя. — Кстати, тут у меня для Вас кое-что есть.

— Любопытно, и что ж там такое у Вас для меня может быть?

Чувствовалось, что при этих словах она саркастически улыбается. Я немного смутился, но не подал вида.

— Если можете, зайдите сейчас на минутку, — ответил я, стараясь казаться непринужденным, и после небольшой заминки добавил: — пожалуйста.

— Ну вот, опять загадка.

— Это не загадка, — возразил я.

— Да? А что, ребус? Почему не сказать ясно и прямо, чем именно Вы меня хотите удивить. А то — поди ж ты, «кое-что есть». В каждой строчке только точки — догадайся, мол, сама.

— Вот я и говорю ясно и прямо: зайдите ко мне, пожалуйста, на минуту прямо сейчас. Можете сделать мне такое одолжение? — сказал я, теряя терпение.

Она помолчала, потом как-то робко произнесла:

— Ну… разве что на минутку… из праздного любопытства, так сказать.

— Отлично. Тогда, Мария Юрьевна, вперед! Иду встречать Вас у калитки.

Она по-хозяйски вошла в прихожую, ловким движением расстегнула на куртке «молнию» и, не обнаружив на привычном месте стенной вешалки, растерянно спросила:

— А куда теперь курточку вешать?

— Вот сюда.

Я распахнул перед нею дверцу платяного шкафа, встроенного в стену, где еще недавно была пустая ниша.

— Вот это да! — восхитилась Мария Юрьевна, легонько погладив лакированную поверхность дверцы. — Сразу видно, что в этом доме появился настоящий мужчина.

— Настоящий или бутафорический — судить не мне. А вот присутствия женщины здесь явно недостает, — признался я, вешая куртку в шкаф.

— А здесь после Серафимы Гавриловны совсем ничего не изменилось, — сказала она, войдя в гостиную. — Все на прежних местах, всюду идеальная чистота и безукоризненный порядок. Точь-в-точь как было у Вашей покойной тети. Так и кажется, что