всем ее содержимым бурный поток унесет, как осенний лист. В детстве один сибиряк наставлял меня: «Никогда нельзя недооценивать силу воды». Нужно было искать другое место — повыше.

Оставив под скалой вещи и на всякий случай держа наготове подводное ружье, я прошел немного вверх по течению и вскоре за отрогом увидел тропу, взбирающуюся вверх по склону. Как видно, ее протоптали животные, спускаясь к водопою. По этой тропе я вышел на просторную террасу, расположенную на высоте семи метров над водой. У края террасы теснились над обрывом ярко-зеленые кусты, усеянные оранжевыми плодами, по форме похожими на сливы. Длинноклювые птицы причудливой расцветки ссорились друг с другом и, оглушительно крича, спешили ими полакомиться.

Дальше простиралась поляна, поросшая тонкой шелковистой травой. Среди ее буйной зелени особо выделялись пышные голубые цветы, источающие нежный аромат. Остальные вместе с травяным ковром создавали для них красочный фон. Еще дальше росли трехметровые деревья с гладкими белесыми стволами. Их ветви, смыкаясь между собой, образовывали сплошную крону, единую на всю рощу и плоскую наверху. С ветвей, густо усаженных узкими длинными листьями и сросшихся в местах соприкосновения, книзу тянулись воздушные корни, которые сначала я принял было за лианы. Те из них, что достигали почвы, внедрялись в нее, образуя вертикальные опоры и, как видно, со временем превращались в новые стволы. Таким образом, роща представляла собой как бы единое дерево с общей кроной и множеством стволов, отстоящих друг от друга на три-четыре метра, между которыми, чуть заметно покачиваясь, висели воздушные корни. Почва сплошь была устлана опавшими листьями и сухими ветвями, и сквозь них пробивалась мягкая бархатистая трава, по виду напоминающая северный мох. Подлесок отсутствовал, все пространство внизу продувалось ветром и, хоть прямые солнечные лучи не пробивались сквозь плотную крону, внизу не было сырости. Мест, удобных для установки палатки, там оказалось достаточно. Я подумал, что позже несколько соседних стволов можно будет использовать как готовые опоры для будущей хижины. Решено. В этой роще я разобью базовый лагерь.

Нарезав тонких обильно облиственных веток, я умостил ими место, где вознамерился поставить палатку. Установив ее, я внимательно осмотрел окрестности и еще раз убедился, что в выборе места для лагеря не ошибся.

Вот я и выполнил все, что намечал на сегодня: с грузом дошел до реки, разбил неподалеку от берега лагерь и сложил в палатку вещи, которые следовало оставить на месте. При этом нежданно-негаданно добыл полные карманы жемчуга. Нужно будет поинтересоваться у какого-нибудь специалиста, имеет ли он ювелирную ценность. Если окажется, что имеет, то в моем распоряжении целая россыпь. Подумать только!

Перекусив тем, что взял с собой, я, окрыленный удачей, решил посмотреть, что находится по другую сторону рощи. Прихватив с собой только подводное ружье и топор, пошел через рощу перпендикулярно берегу реки. Вскоре экзотическая роща кончилась, и я очутился у скалистого склона ущелья. Склон шел вдоль речного берега и впереди переходил в отвесную стену каньона. Когда я уже намерился было возвращаться в лагерь, мое внимание привлекла широкая тропинка, полого поднимающаяся до самого верха. Взглянув снова на солнце и удостоверившись, что до заката далеко, решил подняться по ней, чтобы разведать местность наверху. Тем более что тропа поднималась наискось по каменистому склону, и по обе стороны от нее росли только редкие кусты, и зеленым ковром стлалась низкая кудрявая трава.

Подъем оказался сложнее, чем казалось вначале, но я решил не отступать и, отдыхая через каждые пять-десять минут, продолжал идти вверх. Слева от меня возвышалась отвесная стена высотой метров двадцать, вдоль которой там и сям росли кусты с уже знакомыми оранжевыми плодами. Птицы, облаченные в пышное желто-зеленое оперение, в изобилии вились около них, издавая пронзительные крики, словно стремились перекричать друг друга, доказывая свое приоритетное право на оранжевые плоды. Я сорвал один из них и, вооружившись очками, стал внимательно изучать. Плод источал приятный аромат, а его оранжевая шкурка была жесткой, как у граната. Я сдавил его с боков, и он лопнул со стороны отсохшего цветка, обнажив сочную розово-желтую мякоть. Сведущие люди строжайше предупреждают, что незнакомые плоды есть опасно, и я долго не решался его попробовать. Но, видя с каким аппетитом их расклевывают и пожирают птицы, решил рискнуть и откусил кусочек сочной мякоти. На вкус она оказалась кисло-сладкой, немного пряной и отдаленно напоминала ананас. Только запах у плода был совершенно иной, притом исключительно приятный. Хотелось съесть его весь, а потом поглощать их еще и еще один за другим. Чтобы не рисковать в большей мере, следовало ограничиться этой маленькой пробой, и я отшвырнул остаток плода в сторону стены обрыва, к которому плотно прижимался пышный кустарник. В месте его падения сквозь просветы между кустами я неожиданно увидел в скале зияющий темнотой проем высотой около двух метров, из которого, журча, выбегал ручей, пересекая тропу. Вода обтекала лежащие на пути камни и, образуя узкий водопадец, с каменистого обрыва ниспадала в реку.

Подойдя к проему вплотную, я заглянул внутрь, но не смог разглядеть ничего, кроме непроглядной темени. На звуки моих шагов жуткая темнота отзывалась гулким эхом.

По моей спине пробежал неприятный холодок ужаса. Однако неудержимое любопытство все же взяло верх. Мне ужасно захотелось узнать, насколько велика эта пещера и пригодна ли она для укрытия, а возможно, и базового лагеря. Фонаря при мне не было, поэтому нужно было сделать какое-то подобие факела. Вырезав метровую палку, я гибким стеблем плюща привязал к ее концу солидный пук сухой травы и остановился у входа в темный тоннель, не решаясь в него войти. Откуда мне знать, свободна ли эта пещера? Быть может, там живет какой-нибудь опасный монстр, которому не понравится мое вторжение, и он будет защищать свое обиталище?

Я взвел тяжи подводного ружья, взял его наизготовку и, став сбоку от входа, прокричал:

— Э-э-эй!

«Э-э-эй… эй… эй!» — ответила темнота, и снова в ней воцарилась мертвенная тишина, нарушаемая только тихим журчанием ручья да едва уловимым звоном капающей в темноте воды.

— Эй! Есть тут кто-нибудь?! — прокричал я, что было сил.

Никакого ответа, кроме гулкого эха.

— Эй, ты! Убирайся отсюда к едрене матери!

По-прежнему ничего, кроме эха. С минуту постояв, я снова прокричал те же слова. Никаких признаков живого. Наконец, я решился достать зажигалку, поджечь траву и, подняв над головой импровизированный факел, осторожно, готовый в любой момент к выстрелу и бегству, побрел вперед по щиколотку в ледяной воде.

Свет пламени факела озарил узкий коридор, который через несколько шагов привел меня в