побега нам понадобится место для передышки, и хотели посмотреть, нет ли тут каких угроз, безопасно ли.

Тесей шел быстро, решительно и целеустремленно. Я спотыкалась, стараясь не отставать, ноги утопали в мягком песке. Не получалось у меня шагать так легко и широко, как он. Солнце припекало, кружилась голова.

– Так здесь безопасно?

– Звери нас не потревожили, разбойники тоже, – ответил Тесей. – Как видно, остров теперь необитаем.

– Теперь?

Солнце припекало, и у меня кружилась голова.

– Кто-то здесь жил, похоже. Но их давно нет, и остров этот только наш. – Он глянул на меня, добавил, смягчившись: – Уже недалеко. Здесь нам ничто не угрожает. Я защищу тебя от любых угроз.

Я укуталась в эти слова и пошла за ним дальше, находя успокоение в прямолинейной простоте его высказываний. Осознание чудовищности сделанного мной наступало проблесками. Я лишилась дома и вернуться туда не смогу. Лишилась родных, они теперь отрекутся от меня. Я знала, что это правда, но вполне осознавала ее лишь вспышками. Несусветная, немыслимая истина коротко ослепляла и снова меркла, оставляя мимолетное ощущение страшной утраты.

Мучимая своими сумбурными мыслями, я не сразу заметила, что мы остановились, а потом почувствовала взгляд Тесея. Подняла голову, не понимая, почему не идем дальше. Перед нами был каменный дом – маленький, скромный, но очень славный.

– Ты же сказал, остров необитаем.

– И уже давно, – подтвердил улыбающийся Тесей.

Толкнул дверь и сделал мне знак рукой, приглашая войти.

Внутри было темно и прохладно. После ослепительного дневного света я силилась разглядеть в полумраке хоть что-то. Затхлый воздух щекотал горло.

– По-моему, этот дом построил бог, – сказал Тесей, провожая меня сквозь сумрак.

Мы оказались в вытянутой кухне, и я провела пальцем по крышке широкого дубового стола, стоявшего посередине, по тонкому слою скопившейся на нем пыли. Пылинки от моего прикосновения поднялись и закружили в мягком сером свете.

– Бог? В таком скромном жилище?

Я усмехнулась. Боги обитают в мраморных дворцах, пьют из золотых кубков, возлежа на пышных ложах. Не живут они в каменных хижинах на необитаемых островах.

– Уединиться захотел, не иначе, – ответил Тесей, кажется, меня поддразнивая.

– Это зачем же?

Уединяться боги не любят, думала я. Им нужно поклонение, чтоб благоденствовать, нужны дымящиеся алтари, заваленные подношениями, к которым идут и идут тысячи просителей.

Миновав короткий проход, Тесей стал подниматься по узкой лестнице. Я последовала за ним, чувствуя под ногой гладкий, истертый камень.

– Чтобы спрятать любовника или любовницу от назойливых глаз, – беспечно отозвался Тесей, и мы, завернув за угол на самом верху, оказались в другой комнате.

Посередине стояла широкая кровать, устланная богатыми золотистыми шелками и мягкими покрывалами. Тесей был, как видно, прав. Эта чрезмерная роскошь никак не сочеталась с очаровательной скромностью жилища. Такая кровать годилась для бога: может, сам Зевс миловался здесь со смертной, стараясь утаить ее от ревнивой жены Геры. Если так, что, интересно, сталось с этой женщиной? У Зевса ведь было много любовных приключений, но по знаменитому своему легкомыслию он и не думал вот так их скрывать, и о мести Геры чего только не рассказывали. Во всех этих историях именно женщине, всегда женщине, будь то беззащитная служанка иль царевна, приходилось расплачиваться. Мстительная белорукая богиня проклинала ее, обрекая скитаться по земле, не находя пристанища, или превращала в неуклюжую медведицу, мычащую корову, а то и в пепел. Не слишком ли дорогая плата за то, чтобы, поправ все законы, управляющие нами, лечь с богом в золотую постель, думала я.

Воздух в комнате загустел. Я уже нарушила все законы, какие могла. Узкое высокое окошко впустило луч света, в отдалении тихо плеснула волна, а вот команды Тесея или освобожденных из плена афинян не было слышно. Где-то там, далеко, отец, наверное, уже раскрыл мое предательство и отправляет стражников ловить меня по всему Криту. Но здесь мы с Тесеем надежно спрятаны.

Сделав над собой усилие, я подняла глаза и встретила неотрывный взгляд Тесея, прохладный, зеленый. Да, я нарушила связующие наше общество законы, но разве не ради великой цели? А если нарушила столь многое, может, и терять уже нечего?

Пропасть развезлась у моих ног, но со мной Тесей, он защитит. Лишь рядом с ним мне место на этом свете, другого нет. А я другого места и не хотела с тех пор, как Тесея увидела.

Завтра он тайно увезет с Крита мою сестру, и Федра будет на нашей свадьбе. А сегодня мы совсем одни.

Отвага, страсть и непокорность вновь вспыхнули во мне и обожгли, как там еще, в Кноссе. Сомнений больше не оставалось. Я привлекла к себе Тесея и не противилась, когда он уложил меня на шелка и мягкие покрывала, в постель, годившуюся для бога.

Глава 11

Проснувшись, я сразу почуяла неладное. Открыла глаза во мраке. Что-то необыкновенное ощущалось в окружающей пустоте. Тесея явно не было рядом, и внутри зажегся крошечный пока огонек страха.

Где же он? Завернувшись в золотистый шелк, я тихонько подошла к окошку. Маленькому и высокому – пришлось на цыпочки встать, чтобы выглянуть. Серый свет едва брезжил, гасли звезды – близилась заря.

А в доме царила тишина. Не знаю, где вчера отдыхали спутники Тесея, но здесь никого больше не было, только мы вдвоем. Тесей принес из кладовой еду, которую они оставили тут про запас по пути на Крит, – немного солонины, черствого хлеба и оливок. А еще сладкое густое вино. Вышел настоящий пир. Тесей лежал рядом, опершись на локоть, прихлебывал вино, блуждая взглядом по моему телу, и улыбался. Но нет, он не в кладовой сейчас, не ищет там еду на завтрак, я была уверена, и уверенность эта холодным камнем упала на дно желудка. Уж очень тихо в доме.

Я поплотней завернулась в шелк. Такой холодный и скользкий, что тоску навеял по теплым объятиям Тесея. Но где же он? Дом заполнили тени.

– Тесей! – позвала я и вздрогнула, так тоненько задрожал мой голос.

Понимая, что никто не ответит, я все же напрягала слух: вот сейчас по дому раскатится ободряющий голос Тесея. С ним уединение стало желанным, а неизвестность заманчивой. Как будоражило чувство, что мы одни остались на земле, как ужасало чувство, что я осталась одна.

В хижине и искать-то было негде. Наверху, кроме спальни, располагалась всего одна комната с ткацким станком, который давно уже не работал – густо зарос пылью. Что за женщина за ним сидела и как давно? Изображала ли на своих коврах происходившее с ней