в камень, бесконечно извергающий горький водопад. Слишком наслаждалась я своей любовью, облачилась в нее, словно в дорогой наряд, и так, наверное, сияла от радости, что и боги на небесах увидели. Ради этой любви я замыслила лишить жизни собственного брата и предать отечество. И все для того лишь, чтобы тело моего возлюбленного, продырявленное рогами, изломанное, окровавленное, лежало в Лабиринте, пока не истлеет до костей, и не будет ему, непогребенному, покоя и вечного сна.

Не знаю, сколько стучали в дверь изнутри Лабиринта, прежде чем я подняла голову и с трудом поняла, что именно слышу. Не ужасный, озверевший от крови полубык бился в деревянную дверь. Стучал человек, кулаком. А это означало только одно.

Я подлетела к двери и со скоростью молнии, что мечет с неба Зевс, откинула засовы, один за другим. Едва отворился последний, дверь живо дернули изнутри, и наружу вновь просочился всколыхнувшийся смрад, но в этот раз мне было все равно. Ведь из мрака вышел Тесей, невозмутимый, невредимый, живой! Я забыла о гордости, и никакая стыдливость не остановила меня. Я бросилась ему на шею. Как упоительно было вновь оказаться в его тесных объятиях! Красная веревка так и осталась накрепко привязанной к запястью обхватившей меня руки, я лихорадочно поцеловала Тесея в подбородок, уткнулась ему в грудь и снова заплакала. Он шептал мое имя и тихонько посмеивался, пытаясь разнять объятия, но я прямо-таки обезумела, хоть и не знала, что на такое способна.

– Ариадна, – запротестовал он тогда, – любимая, нам нужно скорей на корабль!

Тут только я поняла, что за спиной его топчутся люди. Нетерпеливо ждут перепуганные афиняне. Ну конечно. Мы же здесь не одни. Тесей спас заложников, своих братьев и сестер, от зверя. И я теперь, в слезах повиснув у него на шее, подвергаю новой опасности их жизни тоже, не только наши.

Я отошла, оглядела его. Лицо сурово, одежда разорвана, но других следов схватки почти не заметно, кроме глубокой раны на правом плече. Я потянулась к ней, но Тесей твердо меня отстранил, крепко взял за руку. И велел:

– Идем!

В другой его руке я заметила чем-то набитый мешок из грубой бурой ткани. Рядом покачивалась палица. Я застыла на мгновение, разглядев на ней в лунном свете темные пятна и окровавленные частицы плоти. Сглотнула. Тесей поспешно вел нас вдоль стен Кносса, то и дело убегая вперед, в темноту – проследить, чтобы мы не попались на глаза. Содержимое мешка неприятно колыхалось.

Шедшие позади юноши и девушки молчали. Тринадцать человек следовали за нами – всех до единого данников спас Тесей. Ничто не омрачит славной повести, которую после расскажет он сам и в которой другие воспоют его – для потомков. Его благородная доблесть сияла чисто и скромно, как лунный свет, что указывал нам спуск к маленькой бухте, ломаной линией пролегавший среди скал. Луна и по морю просыпала прерывистую серебряную дорожку. Я представила, что ступаю на колышущийся яркий лучик, а он – твердый. И значит, по этой дорожке можно подняться прямо в ночное небо, к изящной призрачной Селене.

Но бежать к ней не нужно было. Нас ждали три лодки на веслах, а рядом – трое обеспокоенных мужчин. Лица их осветились широкими улыбками, когда со скалы ловко соскользнул Тесей, не глядя протянул за спину руку, чтобы и мне помочь спуститься. Спрыгнув на сырой песок, я оступилась, но устояла. Тесей обнимал товарищей, посмеиваясь, хлопал по спинам.

Юные афиняне уже шли к лодкам вброд. Я повернулась, оглядела скалы. Где же она?

Весла ударили по воде. Две лодки гребцы уже отводили от берега, направляясь к кораблю под черными парусами, поджидавшему где-то там, в открытом темном море. Тесей отпустил мою руку, расцепив пальцы, и бросил мешок на землю.

– Тесей, а где Федра?

Он устремил на меня свой холодный зеленый взгляд.

– Ее здесь не было. Я сказал ей, куда прийти, но мои люди ждут здесь с заката, а она так и не явилась.

У меня ноги подкосились. Неужели ее разоблачили? Почему она не пришла? Передумать не могла, это точно. Я едва не захлебнулась прорывавшимся к горлу рыданием.

– Отец… Она, видно… Если он узнал…

Тесей покачал головой.

– Разоблачи он ее, воины Миноса уже подстерегали бы нас – у Лабиринта или здесь, на берегу. Она просто задержалась, и все.

Я попыталась дышать ровней.

– Ты прав, просто задержалась. Но сколько ее ждать?

Тесей опять покачал головой, не давая мне договорить.

– Ждать нельзя, Ариадна, – сказал он строго. – Твоя сестра не пришла, нельзя нам всем рисковать жизнью из-за нее.

Что он такое говорит?

– Но мы не можем ее оставить! – мой голос вдруг сорвался на визг, и Тесей предостерегающе шикнул. – Надо подождать, мы не можем…

Он поднял руку, осек меня. Не глядя в мою сторону, сосредоточенный на собственном намерении, поднял мешок и вытряхнул содержимое на землю. Что-то тяжелое и бесформенное выкатилось на песок. Тесей обеими руками занес палицу, и в этот миг ударивший по ней белый клинок лунного света озарил каждый клочок окровавленной плоти, замаравший навершие его оружия. Дыхание у меня перехватило и екнуло в животе, когда Тесей обрушил палицу на темные комья на песке, разглядывать которые совсем не хотелось. Чавкнула плоть, отрываясь от костей, хрустнули сами кости, крошась под железом. Опять Тесей поднял палицу, опять опустил с тошнотворным глухим ударом. А потом еще и еще, пока те самые комья не размололись в липкое месиво с осколками вперемешку.

Едкое пламя опалило мне горло, когда Тесей, отбросив мешок, рассеял кости и окровавленные обрывки плоти Минотавра по берегу. Все, что осталось от моего брата Астерия, названного несущим свет вопреки его подлинной сущности, теперь было раскрошено и размазано по песку.

Тесей схватил меня и потащил к лодке – я боролась, но с таким же успехом могла бороться с каменной глыбой. Он поднял меня и перенес через борт, не разжимая железной хватки. Я готова была разразиться воплями, клокотавшими внутри, не заботясь уже о тишине и скрытности.

– Ариадна, – сказал он с таким лицом, что крики мои застряли в горле, так и не вырвавшись наружу. – Я вернусь за Федрой, завтра вернусь. – Он указал в сторону моря, где уже скрывались из виду две другие лодки. – Я должен доставить товарищей в безопасное место, не хочу больше рисковать их жизнями. Ребята держались храбро, но помилосердствуй, Ариадна, сжалься – они еще так молоды и напуганы.

Он говорил, а сам быстро работал веслами, и