– Ну-ну, – сказал Аркадий поощряюще.

Я ответил, хотя и понимал, что им как о стенку горохом, а ятолько выгляжу дураком:

– Когда-то человек добьется того, что люди перестанутумирать. Мне кажется, сейчас все выступают против бессмертия по принципу «зеленвиноград». Горько допустить мысль, что бессмертие все-таки будет достигнуточерез три-четыре поколения, но мы не доживем!.. Вот и начинаем придумыватьоправдания, почему нужно умирать. А если предположить, что бессмертие открылисегодня и уже сегодня мы можем жить столько, сколько хотим… как бы выпоступили?

Аркадий сказал поспешно:

– Взгляды от материальных выгод не меняют!

– А почему? – спросил я. – Ну наивный я такой вот,не понимаю: почему на самом деле должны отказываться? А от долгой жизни вижутолько выгоды. Не говоря уже о самом главном доводе…

Все замолчали, Аркадий спросил осторожно:

– Каком?

– Просто жить хочется, – ответил я.

Даже Коля наконец уяснил, что я не пью, а если пью, тофруктовые соки, мне наливать не стал, зато остальные пили, как мальчишки,которым нужно обязательно «перепить» один другого, потому ревниво следили другза другом, чтобы не пропускал, а то я пью, а он – нет, как можно,нечестно, неспортивно.

Я по настойчивой просьбе Леонида и Михаила начал довольнонехотя рассказывать, каким будет мир, по моему мнению, через пару десятков лет,а лучше – лет через пятьдесят, когда жизнь человеческую начнут продлеватьи продлевать до тех пор, пока смогут открыть или изобрести бессмертие.

Слушали не только они двое, даже их жены притихли и ловиликаждое слово. Я сообразил наконец, что в самом деле для них эксперт: постояннослежу за этими новостями, которые никогда не бывают на первых страницах газетили на телевидении. Даже утонченный Аркадий и то гораздо лучше знает, с кемочередной шоумен поссорился, помирился или вступил в однополый брак, чемответит насчет марсохода или космического аппарата «Кассини».

И все-таки это он, выслушав достаточно внимательно, вскричалпатетически:

– Володя, какой-то уж совсем жуткий мир ты нарисовал! Я нехотел бы в нем жить!

И огляделся горделиво, как дуче на трибуне, полагая, что этои есть самый весомый довод. Вот он, такой замечательный, не восхочет жить в томмире, значит – тому миру сгинуть, как же он, этот мир, обойдется без него,уникального?

Я сжал челюсти, этих уникальных столько, что хоть дорогиасфальтируй. Прошлое столетие простому человечку постоянно льстили, что каждыйчеловек – уникален, самобытен и вообще – целая вселенная! Это какдоски в заборе, к ним если очень долго присматриваться, тоже можно заметитьуникальность: в одной сучок в одном месте, в другой – в другом, а третьятак и вовсе треснутая…

Вежливый я донельзя, а то бы прямо в лоб закатал, что,дескать, обойдутся… вернее, обойдемся, в своем жутком мире без него. Никто егои не приглашает в общество, которое я нарисовал. Даже будет проситься – непустим. Когда-то неумелых и криворуких охотников вообще изгоняли из племени,потом пришел гуманизм, ни к чему не годных начали кормить бесплатно, а они вответ до сих пор пытаются совершать революции, чтобы изменить такое общество,создают молодежные банды, пингвинозащитничество, а также все виды андеграунда.Сейчас эта лафа кончилась.

Не по нашей воле кончилась: барьер для перехода изличиночного стаза «человек» в более высокий, трансчеловечество, настольковысок, что большинство из этих простых никогда не перешагнет. Для них это«перешагнуть через морально-этические установки», хотя все, что мы делаем,напрямую вытекает из базовых установок развития человечества и полностьюсоответствует самым что ни есть морально-этическим.

Коля спросил с интересом:

– Володька, а почему же остальной народ не ломанулся,подобно тебе, к этому… бессмертию? Они все, все дураки?

Аркадий предостерегающе покашлял, намекая, что я пережилтяжелую душевную травму и на этой почве сдвинулся. Теперь у меня мозги малостьиначе повернуты, потому я все понимаю не как все нормальные люди. С такимимягше надо, мягше, еще мягше!

Я перевел дыхание, сказал ровным голосом, без всякойгорячности, чтобы не выглядеть этим самым сдвинутым:

– Из-за того, что жизнь коротка, настолько коротка, что нетсмысла пытаться продлить ее праведной жизнью: ну какая разница, если приразгульной и несдерживаемой проживешь до семидесяти, а если на диете, да ещеоткажешься от алкоголя, курения, обильной пищи, крепкого кофе, доступныхженщин – то жизнь продлится аж на два-три года? А человек, который негусарствует, видит все несколько иначе. К примеру, идет по улице, видит –огромная куча дерьма…

– Фу, – сказала Жанна и скривилась.

– Кто-то из бомжей нафекалил, – продолжил я с тойневозмутимостью, под которой кроется злость, – прямо посреди тротуара! Дастолько, что ой-ой!.. Можно, конечно, обойти, но вот мы видим, как вполнеприличный человек с удовольствием вступает в это дерьмо…

– Фу, – сказала Жанна громче, – Володя, как тыможешь?

– Вступает новенькими ботинками, – злорадно продолжиля, – затем вообще брякается туда и возится задом, перекатывается с боку набок, а в довершение всего зачерпывает остатки обеими пригоршнями и размазываетпо своему лицу…

Альбина встала и с достоинством удалилась на кухню. Спинапрямая, ноги хоть и полные, но сохранили форму, а задница ну просто огромная.Коля с удовольствием проводил ее взглядом.

– Ну ты даешь, – возмутился он, – с чего бы онстал в дерьме валяться? Да еще с боку на бок?

Света с дивана смотрела на меня с беспокойством.

– Да, Володя, – заговорила она, – ты что-тозавернул уж очень сложное. Наверное, компьютерное?

– Да, – сказал и Михаил, – какой-то слишкомсложный образ.

– Да? – спросил я. – А вот наш Коля подтвердит,что бывает. И часто. Так проделывает кое-кто из наших друзей…

– Ну-ну?

– Да вот Коля сам вчера рассказывал, как он ужрался в ихкомпашке? Не помнит, кто и домой привел! А как рассказывал, как они жрали, каксвиньи, как кто кого перепил и как начальник отдела первым отрубился, егоповели было спать в другую комнату, но уронили, потеряли, квартира ведь ого-го,трехкомнатная, заблудиться легко!.. Так и проспал он до утра на полу насобачьем коврике…

Коля гордо ухмыльнулся, Светлана хихикнула, я развел руками.

– Видите, вам смешно! И весело. И ничего не видите в том,что эти люди добровольно довели себя до состояния свиней… да при чем тутсвиньи? Это даже весело. Поощряется нами, то есть обществом, общественным мнением!Разве мы не общественное мнение? Для меня пьяный – то же самое, чтовывозившийся в дерьме! К тому же сам, добровольно. Шел себе, увидел дерьмо, могбы обойти, так нет же, дай вымажусь… вот такой я герой. А потом сгордостью буду рассказывать друзьям и коллегам, как ужрался, обблевался. Нупрямо всего вывернуло… вон Настенька в прошлый раз рассказывала, как в обнимкус унитазом всю ночь простояла на коленях…