Амфитеатр был уставлен складными стульчиками – по оценкеМэри, от семисот до тысячи, но она считала, что зрителей будет самое большеечеловек пятьдесят. Она видела механика, теперь в чистых джинсах и шерстянойрубашке; рядом с ним сидела бледная, некогда красивая женщина, очевидно, жена.Медсестра сидела одна в середине длинного пустого ряда. Задрав голову, онарассматривала первые появляющиеся на небе звезды. Мэри отвернулась, чувствуя,что если она и дальше будет смотреть на это грустное, вытянувшееся лицо, у нееразорвется сердце.

Более знаменитые горожане пока еще не появлялись. Конечно –завершив дневные труды, они скопились за сценой, прихорашиваясь и репетируясвои реплики. Готовились к классному представлению.

Кларк молчал, пока они шли по заросшему травой центральномупроходу, вечерний ветерок ерошил ему волосы, и Мэри они показались сухими, каксолома. На лбу и в уголках рта у Кларка прорезались морщинки, которых онапрежде не видела. Выглядел он так, словно после ленча в Окридже похудел напятнадцать килограммов, никаких следов Нашпигованного Гормонами Мальчишки, иМэри решила, что он исчез навсегда. И еще решила, что ей это безразлично.

«Кстати, лапочка, а ты-то сама как выглядишь?»

– Где мы сядем? – спросил Кларк. Голос его был слабым иравнодушным -голос человека, которому кажется, что все происходящее вокруг –это сон. Мэри высмотрела официантку с лихорадкой на губе. Она сидела четырьмярядами ниже, теперь одетая в светло-серую блузку и хлопчатобумажную юбку, наплечи был наброшен свитер.

– Там, – сказала Мэри, – рядом с ней. – Кларк, ни слова неговоря, повел ее туда.

Официантка подняла глаза на Мэри с Кларком, и Мэри заметила,что глаза у нее уже не бегают – все-таки облегчение. И тут же поняла, в чемдело: она явно находилась в ступоре. Мэри опустила глаза, избегая этого пустоговзгляда, и заметила, что левая рука у официантки почти вся перевязана бинтом.Мэри с ужасом осознала, что у нее не хватает одного пальца, а может, и двух.

– Привет, – произнесла девушка. – Я Сисси Томас.

– Привет, Сисси. Я Мэри Уиллнгем. А это мой муж, Кларк.

– Очень приятно, – ответила официантка.

– Ваша рука… – Мэри запнулась, не зная, как продолжить.

– Это Фрэнки. – Сисси говорила с глубоким равнодушиемчеловека, который едет на розовой кобыле по бульвару Мечты. – Фрэнки Лаймон.Все говорят, что живым он был замечательный парень, а испортился, когда попалсюда. Он был их первых… из пионеров, можно сказать. Я не знаю То есть не знаю,был ли он когда-то хорошим. Я только знаю, что сейчас он самая гнусная сволочь.А мне наплевать. Если бы только вам удалось уйти, и я сделаю это снова. Ивообще, Кристалл обо мне заботиться.

Сисси кивком показала на медсестру, которая пересталаизучать звезды и теперь смотрела на них.

– Кристалл очень хорошо заботится. Она вам устроит, еслихотите, -вам не нужно терять пальцы, чтобы застрять в этом городе.

– Мы с женой не употребляем наркотиков, – нескольконапыщенно заявил Кларк.

Сисси молча рассматривала его. Потом сказала:

– Так будете.

– Когда начнется представление? – Мэри почувствовала, чтоокутавшая ее оболочка ужаса начинает рассеиваться, и это ее мало беспокоило.

– Скоро.

– А долго будет продолжаться?

Сисси не отвечала почти минуту, и Мэри готова была повторитьвопрос, думая, что девушка не расслышала или не поняла, но та сказала:

– Долго. То есть представление закончится в полночь, такоеесть постановление, но… они тянут долго. Потому что время здесь другое. Ономожет тянуться… ну, не знаю… думаю, если парни разойдутся, то может быть и год,и больше.

Смертельный холод охватил руки и спину Мэри. Она попыталасьпредставить, как можно высидеть год на рок-концерте, и не смогла. «Это сон, исейчас ты проснешься», – сказала она себе, но эта мысль, достаточноубедительная, когда они слушали Элвиса Пресли, стоя на солнце перед ВолшебнымАвтобусом, здесь утрачивала силу и доказательность.

– По этой дороге вы никуда не выедете, – говорил им ЭлвисПресли. -Она ведет прямо в болото Умпква. Никаких дорог здесь нет, тольколесные тропки. И зыбучие пески. – Он помолчал; стекла его темных очков на яркомсолнце отблескивали, как печные топки. – И вообще…

– Медведи, – добавил полицейский, похожий на Отиса Реддинга.

– Ага, медведи, – согласился Элвис, и губы его расплылись вовсезнающей улыбке, столь знакомой Мэри по телепередачам и фильмам. – И всякоетакое.

Мэри начала:

– Если мы останемся на концерт…

Элвис энергично кивнул:

– Концерт! О да, вы обязательно должны остаться на концерт.У нас настоящий рок. Если не видели, то увидите.

– Истинный факт, – добавил полицейский.

– Если мы останемся на концерте… сможем ли мы уйти, когда онзакончится?

Элвис и полисмен обменялись взглядами, воде бы серьезными,но как бы сдерживая улыбки.

– Ну, знаете, мэм, – протянул наконец былой КорольРок-н-Ролла, – мы тут сидим в дыре, и публика к нам собирается очень медленно…хотя любой, кто нас услышит, хочет остаться еще… и мы надеемся, что выостанетесь тоже. Посмотрите несколько концертов и вкусите нашегогостеприимства. – Он поднял очки на лоб, обнажив на мгновение окруженныеморщинами пустые глазницы. Потом снова появились темно-синие глаза Элвиса,рассматривающие их с неподдельным интересом.

– Думаю, – сказал он, – вам даже захочется остатьсянасовсем.

Звезд на небе прибавилось; сделалось уже совсем темно.Оранжевые пятнышки выбегали на сцену, словно ночные цветы, и включали микрофоныодин за другим.

– Они дадут нам работу, – отстранено произнес Кларк. – Ондаст нам работу. Мэр. Который похож на Элвиса Пресли.

– Он и есть Элвис, – возразила Сисси Томас, но Кларкпо-прежнему рассматривал сцену. Он еще не был готов даже думать об этом, не точтобы слушать.

– Мэри будет работать в парикмахерской «Бибоп», – продолжалон. – У нее учительский диплом и степень магистра по английскому языку, нотеперь ей предстоит Бог знает сколько времени подавать шампуни. На меня он лишьвзглянул и процедил: «А вы кто такой, сэр? У вас какая специальность?» -Кларкподражал мемфийскому выговору мэра, и, наконец в окаменевших глазах официанткиначало появляться осмысленно выражение. Мэри показалось, что это был ужас.