И очень скоро с превеликой радостью увидел вывеску надпервым этажом трехэтажного здания, где черным по белому, прекрасно ему знакомымготическим шрифтом было начертано: «Генрих Кранц. Галантерейный товарнаилучшего качества». По-немецки начертано было, господа мои!

Бестужев блаженно улыбнулся, почувствовав себя почти что дома.

И незамедлительно развил бурную деятельность. Первый извстречных немецкого не понял — да и отвечал, очень похоже, не на английском, ана каком-то другом языке — но второй, благообразный пожилой господин, немецкимкак раз владел. Через каких-то четверть часа Бестужев уже снял номер вгостинице: чистенькой, респектабельной, всего-то пятиэтажной, что по меркамНью-Йорка, надо полагать, считалось едва ли не голубятней. Записался он, немудрствуя, как Иоганн Фихте — какового здесь никто и не искал, да и пристанищепонадобилось совсем ненадолго.

После чего предпринял поход по магазинам — скорей ужсмахивавший на марш-бросок. Вскоре он преобразился, теперь щеголял в просторнойкуртке со множеством карманов, тонкой шерстяной фуфайке, брюках гольф по коленои кожаных гетрах. На голове вместо шляпы красовалось клетчатое кепи сзастегнутыми на макушке клапанами-наушниками. В Европе он казался бы всеммолодым человеком, имеющим прямое отношение к спорту — впрочем, и здесь тоже,он видел в Нью-Йорке людей, одетых именно на такой манер, правившихавтомобилями или шедших пешком. Он упомянул мимоходом флегматичномунемцу-хозяину, что намерен участвовать в автомобильном пробеге, — на чтоусач без всякого интереса пробурчал:

— Ну да, я вижу…

Прежнее платье он велел запаковать и отослать в гостиницу —что было принято опять-таки без малейшего удивления. К его чековой книжкепроявили точно такое же доверие, как и в «Вальдорфе». Ободренный успехом,Бестужев зашел в лавку оптических изделий, где приобрел круглые очки в золотойоправе с простыми стеклами — а потом, завернув за угол и увидев нужныймагазинчик, купил удобную трость, не слишком легкую, не излишне тяжелую,идеально подходившую для использования в качестве холодного оружия тому, ктоумеет с такими полезными подручными приспособлениями обращаться.

И, покончив с экипировкой, неспешно двинулся по улице, самне представляя толком, куда движется. Поигрывал тросточкой, временами, глядя насвое отражение в зеркальных витринах, с радостью отмечал, что узнать его теперьтрудновато. Внешность у него признаем честно, довольно-таки ординарная, что вданном случае только к выгоде: полиция в подобных случаях, получив описаниевнешности, подходящее к превеликому множеству людей, особенное внимание уделяеттой одежде, что была детально обрисована — обычная полиция, городовые и имподобные. Филеры политического сыска — другое дело, они и походку отмечают, иманеру двигаться, и еще многое — но здесь, достоверно известно, нет органаполитического сыска…

Теперь следовало думать о том, как выбираться из города всторону Вашингтона. Путь по железной дороге отрезан. А посему нужно вкратчайшие сроки разузнать, где здесь можно нанять извозчика или автомобиль,согласный вести его за четыреста верст до столицы. Он и понятия не имел,приняты ли здесь такие путешествия при наличии железной дороги, — но этоне имело никакого значения. Некоторые стороны жизни, как он уже убедился,совершенно одинаковы что здесь, что в Старом Свете. Богач, где бы он ни был,имеет право чудить. И любые его чудачества, если они подкреплены надлежащимколичеством денежных знаков, выполняются беспрекословно — ну, а то, что приэтом окружающие думают, волновать не должно!

Вот именно. Наверняка и в здешнем языке сыщется нечтоблизкое знаменитой русской фразе, обычно произносимой со множеством оттенков:«Барин чудить изволят…» Тут и легкая насмешка, и удивление, но в первую очередьнеприкрытая зависть к чудаку, имеющему возможность выбрасывать немалые деньгина свои прихоти. К тому же он иностранец здесь — а от иностранца всегда и вездеподсознательно ждут чудачеств, не удивляются: что с заморского гостя взять, уних наверняка все иначе, дома на голове ходят и штаны через голову надевают…

Наметим контуры… Эксцентричный, как принято деликатновыражаться в таких случаях, молодой человек не из бедных желает незамедлительноотправиться в Вашингтон. Железной дороги он терпеть не может, есть у него такаято ли причуда, то ли мания, вот и понадобился ему либо экипаж, либо автомобиль.Случай не из рядовых, конечно, но и не самый удивительный, бывают и почуднее.Проще всего обсудить это дело с портье в гостинице или найти небольшойресторанчик, где кабатчики и официанты, как правило, весьма словоохотливы и заскромные чаевые дадут щедрому клиенту любой житейский совет…

Но прежде следовало… Увидев украшенное американским флагомздание почты, он направился туда, рассудив, что служащие, пребывая в квартале,где обитает немало немцев, должны быть в ладах с немецким языком. Так оно иоказалось: немецкий явно не был для служащего родным, но объясняться на нем онмог сносно, и Бестужев без всяких задержек отправил в Вашингтон телеграмму, гдесообщал, что из-за непредвиденных обстоятельств вынужден на некоторое времязадержаться. Почтарь заверил, что переведет ее с немецкого слово в слово, благои содержание нехитрое.

Выйдя с почты, двинулся по широкой аллее обширного парка —не особенно торопясь, потому что здесь никто не торопился, поигрываятросточкой, далекий от уныния. Жизнь, можно сказать с грехом пополамналадилась. Теперь отыскать кабачок…

Он встрепенулся, прислушался. Никакой ошибки — шагавшиевпереди него двое солидных мужчин разговаривали, вне всякого сомнения, наеврейском жаргоне, который прекрасно владевший немецким Бестужев вполнепонимал, пусть порою и через пень-колоду. Да, несомненно: один из собеседниковкрайне озабочен, что его племянник начал проявлять явственные признаки лености,а порою и склонен к беспутному поведению, так что молодчика следуетнезамедлительно пристроить к делу, занять работой, чтобы времени не было навсякие разорительные глупости. Второй, похоже, не особенное склонен углублятьсяв тему, отделывается краткими репликами, поддакивает и слушает. Так, теперьговорят о каких-то перевозках, непонятно, правда, что там у них за груз,непонятные слова, похоже, позаимствованные из английского… Но в общем и целомпонять их можно, как и они наверняка поняли бы его немецкий…

У него вспыхнула неожиданная идея. Без ложной скромности,почти что гениальная для данных обстоятельств. А почему бы не выдать себя заеврея? За новоприбывшего российского еврея, столкнувшегося с некоторымитрудностями, которые он по недостатку опыта не может разрешить самостоятельно?

Взаимовыручка и спайка евреев общеизвестны. Если грамотнодержаться… Придется импровизировать на ходу, но задача не столь уж и сложная.На ветхозаветных приверженцев старины эти двое ничуть не похожи: ни лисьихшапок, ни лапсердаков, ни пейсов, просто-напросто два солидных господина вполнеассимилянтского облика — и, судя по всему, обитают здесь достаточно давно, такчто им можно втюхнуть что угодно, сославшись на то, что они провели вдали отРоссии слишком много времени, и там многое изменилось. А если они не из России,тем лучше, еще проще будет сочинить вполне даже правдоподобную историйку.Бесповоротное и окончательное разоблачение может произойти только в бане — ноее вовсе и не обязательно посещать совместно с ними.