…Бестужев узнал всё, что ему требовалось, а потому и нестоило терять далее время с этими симпатичными, простоватыми и чертовски, можновыразиться, стандартными творческими юнцами. Из которых наверняка ничегопутного и не получится — такие тысячами обитают по всей Европе, рьянодискутируя о высоких материях и святом искусстве, да так и старятся незаметно,не обретя особых свершений. Он вежливости ради высидел ещё минут пять, а затемзаметил с видимым сожалением, что вынужден их покинуть, так как спешит наделовую встречу — в устах коммерсанта самое обычное объяснение, никакихподозрений не вызывающее.

Уже в коридоре ему пришло в голову, что он может оказатьсянесправедлив в своих предсказаниях — при своей, откровенно скажем, вопиющейнекомпетентности в искусстве. Мало ли примеров в мировой истории, когда юные инищие творцы поднимались до самых высот? Вот будет забавно, если лет черездвадцать европейские газеты будут писать об очередном блестящем турнезнаменитого скрипача Кубичека и очередной выставке работ знаменитого живописцаШикльгрубера. А господин Бестужев будет скучно тянуть свою офицерскую лямку и,развернув очередную газету, вяло удивляться причудам судьбы. Надо же,воскликнет он тогда, я ведь встречался с этими богатыми и преуспевающимиевропейскими знаменитостями, когда в кармане у них ветер свистал, и обитали обав одной комнатушке, в убогом пансионате на окраине Вены…

Он посмотрел на аккуратно перевязанный шпагатом сверточек сакварелями, зачем-то взвесил его на руке и ухмыльнулся. Общеизвестно, что дажеюношеские работы признанных мастеров, пребывающих нынче в зените славы,знатоками и любителями ценятся в солидные суммы. Быть может, теоретическирассуждая, у Бестужева сейчас в руках целое состояние, способное стать неплохимподспорьем на старость? Юношеские акварели самого Адольфа Шикльгрубера… которыепри таком повороте событий, как водится, будут именоваться «венским периодом»…

Весело ухмыльнувшись, он покрутил головой — ведь ни за чтоне угадаешь заранее с этой богемой! — и прибавил шагу. Вприпрыжкуспустился на первый этаж, в небольшой вестибюль…

И то, что он там увидел, ему крайне не понравилось.

Хозяйка неведомо куда испарилась, а вместо неё запотемневшей конторкой восседал субъект мужского, несомненно, пола, усатый имрачный, вперившийся в Бестужева тяжёлым взглядом. У входной двери,прислонившись плечом к косяку так, что протиснуться мимо него в дверь былорешительно невозможно, помещался второй, чья физиономия тоже не лучиласьбеззаботным весельем. И этот неотрывно смотрел на Бестужева так, словнонамеревался с ходу обвинить в краже своих карманных часов… а то и в чём-то не впример более отягощающем.

Однако… Первая мысль касательно этих господ, мелькнувшая уБестужева, наверняка истине не соответствовала. Он сталкивался в своё время спереодетыми в штатское чинами здешней тайной полиции и имел о них некотороепредставление. Так вот, эта парочка на тайных агентов империи ничуть непоходила — и одеты были, в общем, прилично, и выбриты чисто, но всё равно, вних чуялось нечто неуловимо иностранное, отличавшее от обычных венцев и вообщежителей Австро-Венгрии. Бестужев и сам не мог бы с маху объяснить толком,почему у него сложилось именно такое впечатление, но оба, положительно,казались отчего-то иностранцами…

Не меняясь в лице, не убирая с него беззаботного выраженияспешащего по своим делам мирного обывателя, он кинул на обоих лишь беглыйвзгляд и, не задерживаясь ничуть, так и шёл к двери.

Незнакомец сделал шаг вправо, недвусмысленно загораживаявходную дверь, вырвал руку из кармана. Ухмыльнувшись, произнёс на далёком отсовершенства немецком:

— Это у меня пистолет. Постойте-ка, любезный, куда вытак несётесь…

— Вот именно, — подхватил второй, поднимаясь наноги за конторкой. — ещё сшибете кого сгоряча… У меня тоже пистолет, есливаша милость ещё не разобралась…

Ну, предположим, если соблюдать скрупулёзную точность втехнических терминах, то у них были не пистолеты, а револьверы… однако сутидела это не меняло нисколечко. Два английских «бульдога» сравнительнонебольшого размера, но солидного калибра, способные на столь небольшом расстояниинанести нешуточный урон хрупкому человеческому организму. Оба держали оружиепривычно и уверенно, оба не выглядели растяпами.

Как и полагается добропорядочному коммерсанту (независимо отнациональности), герр Краузе, оказавшись нежданно-негаданно под прицелом двухсерьёзных револьверов, замер на месте, с выражением величайшего изумления ииспуга на лице, чуть расставив руки, в которых держал трость и пакет.Воскликнул изумленно:

— Господа, что за шутки?

— Какие тут шутки… — проворчал тот, удвери. — Стой спокойно, дружок, а то я дырок в тебе понаделаю, таких, чтони один доктор не заштопает…

Словно осененный некоей догадкой, Бестужев воскликнул, кривоулыбаясь:

— Я стою спокойно, стою! Неужели это ограбление, господа?

— Заткни пасть, — прикрикнул тот, что у двери. Оннегромко свистнул, распахнулась дверь задней комнатушки, и на пороге появилсяещё один незнакомый субъект. Что-то в его внешнем облике неуловимо роднило егос первыми двумя. Дверь он, выходя, захлопнул, но Бестужев успел разглядеть заего спиной сидевшую посреди небольшой комнатушки на стуле хозяйку пансионата(на костистом лице написан неприкрытый ужас) и грозно возвышавшегося над нейчетвёртого типа, небрежно поигрывавшего револьвером возле самого уха беднойфрау.

Персонаж, последним появившийся на сцене, был на целуюголову выше своих дружков — крепкого телосложения верзила с неприятным лицом иусиками, определённо подстриженными на манер комического актера Макса Линдера.Правда, в отличие от Макса Линдера, он сразу вызывал не смех, анастороженность, казался человеком опасным.

Неторопливо обойдя конторку, он встал перед Бестужевым и, спретензиями на величавость скрестив руки на груди прямо-таки наполеоновскимжестом, какое-то время разглядывал Бестужева, словно энтомолог, с сознаниемсобственного превосходства созерцающий в лупу редкостное насекомое. Двое егосообщников (а как их ещё в данной ситуации прикажете именовать?) встали побокам Бестужева, будто конвойные в суде. Однако эта компания, Бестужев всёбольше убеждался в первоначальном мнении, никак не могла представлять закон ипорядок…

— Ну что, прыткий молодчик? — солидным басомпроизнёс верзила. — Не надоело ещё шмыгать по Вене под носом у занятыхлюдей?

— Простите? — недоумевающе пожав плечами, сказалБестужев. — Здесь определённо какая-то ошибка, я коммерсант из…

— Ври больше, — отрезал верзила. — Из тебятакой же коммерсант, как из меня балерина. Франтик, светский хлыщ, щеголь… Накой чёрт тебе понадобился телеспектроскоп, проныра? Ну-ка, живо отвечай, пока ятебе башку не пробил…

Вот как? Этот субъект, изволите ли видеть, без малейшейзапинки, привычно произнёс название не самого простого электрического аппарата…Профессор Клейнберг упоминал о каком-то мрачном верзиле, прикидывавшемся то ли журналистом,то ли торговым агентом… описание внешности в общем соответствует, верзилаизрядной мрачности, и не похож ни на репортера, ни на коммерсанта…