— И что было потом?

— Потом? Потом Штепанек поругался с Кольбахом. Ну,знаете, при всем моём неуважении к этому прохвосту, я Кольбаха имею в виду, тутон был кругом прав: аппарат в последние две недели никакого успеха у публики неимел, дохода никакого… Штепанек с ним серьёзно повздорил, и Кольбах велел емувыметаться на все четыре стороны…

Бестужев отвлекся на секунду. Разумеется, он неповорачивался в ту сторону открыто, но краешком глаза прекрасно мограссмотреть, что за соседним столиком расположился не кто иной, как искусныйметатель ножей месье Жак. На Бестужева с Морицем он не обращал ни малейшеговнимания, поглощал сосиски с величайшей сосредоточенностью, неторопливо иувлеченно, словно сложнейшую работу выполнял: аккуратно насаживал на вилку,отточенными движениями обмакивал в горчицу, откусывал… Совпадение или нет?Равнодушен или демонстративно равнодушен?

— И дальше?

— За Штепанеком приехал на извозчике Вадецкий. Япомогал носить вещи… И прекрасно слышал, как Вадецкий распорядился…

Он замолчал с крайне решительным видом. Не колеблясь,Бестужев достал золотой и протянул его собеседнику. Полюбовавшись монетой,выразительно играя мимикой, клоун бережно завернул её в уголок носового платка(вряд ли у него имелась такая роскошь, как бумажник) и аккуратно уложилполучившийся сверток в карман потрёпанного пиджачка.

С видом человека, прекрасно понимающего, что следуетисполнять свою часть договора, он сказал:

— Вадецкий распорядился ехать на Загельштрассе,шестнадцать. Уж наверняка адрес был выбран не без причины, а? Либо он сам тамживет, либо намерен был поместить там Штепанека. Верно?

— Пожалуй, — задумчиво кивнул Бестужев. — Чтовы ещё знаете?

— Больше, пожалуй, и ничего, — развел рукамиМориц. — Я вам рассказал всё, что знал, абсолютно всё. Вы полагаете, этогомало?

С некоторым страхом на лице он прижал карман пиджака ладоньютак, словно опасался, что Бестужев бросится монету отнимать. У Бестужева ничегоподобного и в мыслях не было. Сразу чувствовалось, что клоун рассказал всё. Иданные им сведения, надо признать, стоили этих денег: имя журналиста, названиеего газеты, адрес… Четкий, великолепный след…

В этот миг он и перехватил краем глаза украдкой брошенный нанего взгляд француза: жесткий, внимательный, цепкий. Нет, не случайно этотсубъект оказался с ними по соседству, ох, неспроста… Ну а что тут можноподелать? Не запретишь же человеку усаживаться поблизости от тебя в ресторациии слушать твои разговоры…

Бестужев допил пиво и решительно поднялся. Положил наклетчатую скатерть несколько серебряных монет.

— Вам вполне хватит расплатиться. Благодарю, вы мнеочень помогли. Если бы вспомнили что-то ещё…

— Слово чести! — Мориц прижал ладони кгруди. — Я вам рассказал всё, что знал! Больше совершенно нечеговспомнить!

— Ну что же, всего наилучшего…

Бестужев подхватил свою трость, прислоненную к спинкешаткого стула, кивнул клоуну и решительно направился прочь. Обращенная к немуспина усатого француза выражала полнейшее равнодушие — но в это уже как-топлохо верилось.

Потому что Бестужев чувствовал спиной тот самый цепкийвзгляд, каким месье Жак, должно быть, обычно смотрел на доску передмолниеносным броском сверкающего ножа…

Никак нельзя сказать, что Загельштрассе располагалась ввовсе уж бедняцком районе (какие имелись и в блестящей Вене, разумеется).Однако это всё же была окраина, где обитало народонаселение с доходамиопределённо пониже среднего, пусть и не катившееся в пошлую бедность, нопребывавшее где-то поблизости от опасной черты.

По обеим сторонам улицы — не особенно широкой, мощеннойбулыжником, без единого деревца — тянулись обшарпанные дома того пошиба, что вЛёвенбурге именовались «чиншовы каменицы», а в России — доходные (доход, каклегко догадаться, касался исключительно домовладельца). Подъезжая к дому заномером шестнадцать, Бестужев ещё издали заметил меж вторым и третьим этажамивывеску «Пансионат „Идиллия“». Вывеска, с первого взгляда видно, нуждалась вподновлении не первый год.

— Ждите, старина, — бросил он, выпрыгивая изфиакра.

— Как вам будет угодно, майн герр, — привычноответил Густав и приготовился к ожиданию в своей излюбленной позе.

Бестужев открыл тугую дверь, тёмную и высокую — при этомвнутри явственно звякнул колокольчик — и вошёл в небольшой вестибюль. Слеварасполагалось некое подобие гостиничной стойки и за ней тут же возникла,показавшись из задней двери, высокая пожилая женщина в скромном коричневомплатье и белом кружевном фартуке. Уставилась на Бестужева выжидательно:

— Майн герр?

Стараясь выглядеть как можно более обаятельным инепринужденным, Бестужев раскланялся:

— Добрый день, фрау…

— Бирке, — всё ещё настороженно ответила пожилаядама. — Я тут владелица, если вам угодно знать…

— Очень приятно, — ещё раз поклонилсяБестужев. — Мое имя Готлиб Краузе, я коммерсант из Риги… Разыскиваюгосподина Лео Штепанека, инженера. Мне сообщили, что он переехал по этомуадресу, Загельштрассе, шестнадцать, но не дали номера квартиры…

— Штепанек, Штепанек… Инженер? — она добросовестнопыталась припомнить. — Господа инженеры, увы, считают мой пансионатдостаточно для них скромным… — Она придвинула большую книгу в рыжемпереплете и задумчиво её открыла.

— Его должен был к вам привезти господин Карл Вадецкий,журналист…

— Ах, господин Карл! — хозяйка заметнопеременилась. — Вот с этого и начинали бы, майн герр… Господин Вадецкийбыл одним из лучших моих постояльцев… до тех пор, пока дела у него не пошлигораздо лучше… но он и теперь не забывает бедную вдову, частенько присылаетклиентов… — она перевернула несколько страниц. — Конечно же, мнепришлось зарегистрировать в гроссбухе и друга господина Вадецкого, полицейскиеправила на сей счёт не делают исключений… Да, да. Лео Штепанек, вот только онзаписался не инженером, а изобретателем…

— Ну, это несущественно, — сказал Бестужев. —Именно он мне и нужен.

— Апартаменты номер одиннадцать, на второй этаж инаправо… — Она вдруг глянула крайне подозрительно. — Коммерсант, выговорите? Вы, случаем, не собираетесь ли взыскивать какие-то долги с господКубичека и Шикльгрубера?

— Я их даже не знаю, фрау, — сказал Бестужевчистую правду.

Хотя… Шикльгрубер, Шикльгрубер… Отчего-то эта фамилия,определённо слышанная ранее, ассоциировалась у него именно с прекрасной Веной…но не с данной миссией, так что не следовало ломать сейчас над этим голову.

— Господа Кубичек и Шикльгрубер как раз и обитают в техапартаментах, куда я по просьбе господина Вадецкого поселила вашегоизобретателя. Речь, правда, не идет о взыскании каких-то долгов? ГосподаКубичек с Шикльгрубером, должна вас предупредить, мне давно задолжали, так чтоу меня есть преимущество…