Проект был поставлен на голосование. За постановлениепроголосовало триста девяносто шесть сенаторов, против — сто семьдесят пять,среди которых были Цезарь, Красс, Бальб, почти вся левая половина зала.Оптиматы встретили итоги голосования долгими радостными криками. Отныне борьбас Катилиной вступала в новый этап.

Публий Ваттий Иссаварик объявил традиционную формулу,вводимую при объявлении чрезвычайного положения: «Пусть консулы наблюдают,чтобы республика не потерпела какого-либо ущерба!»

И оттого только страх

всех смертельный объемлет, что много

видят явлений они на земле

и на небе нередко.

Тит Лукреций Кар

(Перевод Ф. Петровского)

Над городом быстро опускались сумерки. Дневная духотасменилась грохотом громовых раскатов и внезапно ощутимо налетевшим ветромБореем.[56] Упали первые капли дождя, постепенно превращаясь внарастающий ливень. Молнии освещали семь холмов Рима,[57]являющих собой центр всего цивилизованного мира, на которых сходились всепротиворечия современной эпохи, где рождались и возносились титаны и падали,разбиваясь, с высоты собственного величия поверженные герои.

Уставшие за день люди разбежались по домам, торговцы быстрособирали свой товар, спеша укрыться в близлежащих строениях, под навесамипортиков и базилик. Редкие прохожие торопились к своим жилищам. На городнадвигалась тьма, разрываемая молниями, словно неведомый режиссер решилпоставить грандиозные декорации перед очередным актом разыгрываемой здесьтрагедии. Волны Тибра, вздувшись, побежали еще стремительнее. На Марсовом полевсе усиливающиеся шквалы ветра стали сносить установленные здесь несколько днейназад палатки. Лаяли собаки, ржали лошади, гоготали гуси, словно пытаясь вовторой раз спасти своим гоготанием «Вечный город».

От Колизея, мимо храма Венеры и эквимелия,[58]по направлению к Квириналу двигались две фигуры. Посторонний наблюдатель могбез труда узнать в этих мощных широкоплечих римлянах Катилину и Лентула.Завернувшись в трабеи, они быстро шли, не обращая внимания на усиливающиесяветер и дождь.

Лентул громко говорил, словно стараясь заглушить шумгрохотавшей стихии.

— Откуда Цицерон мог узнать об убийстве Фульвии? Ядумаю об этом с самого утра. На моей вилле было двадцать два человека. Кто изних мог выдать нас?

— Каждый! — громко крикнул Катилина, и его лицоисказила мрачная судорога. — Каждый, кто рассчитывал получить хоть парусестерциев за предательство.

— Но я приказал бросить тело в море. Мои рабы ужеувезли ее. Цицерон не сможет ничего доказать.

— А если он начнет искать Фульвию? — прокричалКатилина, обращаясь к своему спутнику.

Тот пожал плечами:

— Не знаю. Это не мое дело! — закричал в ответпретор.

— Нужно проверить всех рабов, проживающих навилле, — предложил Катилина, и Лентул только кивнул головой в знаксогласия.

Они сделали еще несколько шагов, когда навстречу импробежало несколько рабов, несущих лектику, очевидно, с богатой римскойматроной, застигнутой неожиданно начавшимся сильным дождем.

Катилина улыбнулся.

— Эти люди боятся даже дождя, — громко сказал онЛентулу, — они недостойны управлять миром. А Цицерону мы просто отрежемязык вместе с головой.

— Что? — переспросил нерасслышавший Лентул.

— Вместе с головой! — закричал во всю мощь своейглотки Катилина.

Внезапно улица ярко осветилась. Сверкнула молния,прочертившая небо пополам, и страшной силы заряд ударил в стоящую в ста шагахот Катилины, на кровле храма, статую Юпитера. И осветилась статуя Натты,[59] одна из самых древних статуй, украшавших фронтон храмаЮпитера на Капитолии. Сама статуя Юпитера внезапно покачнулась и полетела вниз.Римляне замерли ошеломленно, заметив, что удар молнии пришелся прямо в статуювеликого божества. Послышались дикие крики, какая-то женщина громко стонала,слева раздавался истерический плач девушек, а справа нарастало карканье ворон,потревоженных ударом молнии.

— Дурное предзнаменование, — прошептал Лентул.

— Для Цицерона и его компании, — сказал Катилина,сумевший непонятным образом услышать слова своего друга.

К поверженной статуе уже бежали женщины и мужчины. Бежавшийвпереди всех жрец-авгур, указывая на нее, громко кричал:

— Знамение богов! Это знамение богов! Горе нам,римляне. — Он подбежал к статуе и замер, увидев, что линия разломапроходит через всю статую. Жрец пошатнулся, упал на колени, поднимая руки кнебу.

— Знамение богов! — снова закричал он. —Великий Юпитер[60] посылает нам тяжелое испытание. Мыпрогневали великих богов, и они обрушат свой гнев на наш город. Фурии[61] поднимутся над городом, и слышен будет плач их и стоны. Соскал Скирона[62] будут бросать сынов Квирина. И Орбона, богинясмерти, будет терзать наших детей.

— Берегите детей своих от гнева богов, — громкокричал жрец, — ибо не будет пощады никому. Гнев великих богов подобенурагану, опускающемуся с гор. Трижды Гекаты[63] лай прозвучитнад городом. Горе нам, римляне!

Небо осветилось еще раз, и снова грохот громовых раскатовпотряс город. Собравшиеся вокруг статуи люди повалились на землю. Даже Лентулбыл заметно смущен. А Катилина, наоборот, развеселился.

— Уйдем отсюда, — предложил он Лентулу, —иначе завтра Цицерон скажет, что боги метили в нас, а попали в Юпитера. —С этими словами грозный патриций страшно расхохотался. Удивленные люди началиповорачиваться к нему, и даже жрец замер, пораженный его смехом больше, чемударом молнии.

— Он безумен, — тихо сказал жрец, — безумен.