— Леда, это я, Билли. Билли Халлек.

— Разумеется. Привет, Билли. — Ее рука в нерешительностипощипывала бусы на шее. Он заметил, что для пятидесяти девяти лет она, конечно,моложава, благодаря операциям подтягивания кожи. Но шея ее выглядела ужепо-старчески дряблой.

«Кажется, она пьяная. Или…» Он подумал о Хаустоне, вдыхающемносом белый порошок. «Наркотики? Леда Россингтон? Трудно в это поверить». И тутже другая мысль: «Она испугана. Она в отчаянии. Что же такое могло случиться?Не связано ли это каким-то образом с тем, что происходит со мной?»

Дурацкая идея… Тем не менее ему вдруг срочно захотелосьвыяснить, почему у Леды Россингтон так плотно сжаты губы, почему у нее подглазами такие же мешки, как у него, почему пальцы ее, перебиравшие бусы на шее,дрожали?

Билли и Леда Россингтон молча смотрели друг на друга, апотом заговорили почти одновременно.

— Леда, Кэри у себя?

— Кэри дома нет… Он…

Она смолкла, а он жестом предложил ей продолжать.

— Его вызвали в Миннесоту. У него серьезно заболела сестра.

— Это любопытно, — сказал Халлек. — Тем более, что никакойсестры у него нет.

Она улыбнулась. Улыбка воспитанной дамы, предназначеннаятем, кто позволил себе невольную бестактность. Получилась, однако, не улыбка, анечто мало на нее похожее: Леда только растянула губы.

— Я сказала «сестра»? О, мы тут все так переволновались. Этобрат, его брат.

— Леда, Кэри — единственный сын у своих родителей, — тихосказал Халлек. — Наши семейные вопросы и происхождение мы с ним обсудили зарюмкой в салоне Хастура. Года четыре назад. Вскоре после этого Хастур сгорелдотла. Сейчас на том месте магазин «Король в желтом». Моя дочка там джинсыпокупает.

Он и сам не знал, зачем излагал подобные детали. Подспуднодумалось, что такой разговор позволит ей держаться попроще. И вдруг при тускломсвете фонаря увидел, как блеснула слеза на ее щеке, покатившись к уголку рта.Слезы блестели под ее глазами. Пока он говорил, она быстро пару раз моргнула, ипо другой щеке покатилась еще одна слеза.

— Уходи, — сказала она. — Уходи, Билли, хорошо? Не задавайвопросов. Я на них отвечать не буду.

Халлек приметил в ее глазах за пеленой слез решимость. Онатвердо решила не говорить, где находится Кэри. Под влиянием неожиданногоимпульса, который он и впоследствии не мог объяснить, он расстегнул молниюсвоей куртки и распахнул ее. Услышал, как она ахнула от неожиданности.

— Посмотри на меня, Леда, — сказал он. — Я потерял семьдесятфунтов веса. Ты слышишь? Семьдесят фунтов!

— Какое это имеет отношение ко мне? — хрипло произнесла она.Лицо ее заметно побледнело, отчего румяна на щеках обрели клоунскую контрастность.Глаза смотрели со страхом, зубы слегка обнажились, словно она готова былазарычать.

— К тебе это не имеет никакого отношения, но с Кэри я хотелбы потолковать. — Халлек перешагнул порог, держа куртку распахнутой. «Оченьхотел бы», подумал он. «Если прежде сомневался, то теперь уверен в этом».

— Прошу тебя, Леда, скажи мне где он. Он здесь?

Она ответила вопросом на вопрос. У него буквальноперехватило дыхание, и он оперся о косяк двери.

— Это цыгане, Билли?

Он перевел дыхание с легким стоном.

— Так где он, Леда?

— Сначала ответь на мой вопрос — это цыгане?

Теперь, когда Халлек получил возможность все высказать воткрытую, он обнаружил, что ему это дается с большим трудом. Он сглотнул икивнул головой.

— Да. Я так думаю. Проклятье. Что-то вроде проклятья. — Онсделал паузу. — Нет, не что-то вроде. К чему увиливать? Я считаю, что цыганналожил на меня проклятье.

Билли ожидал услышать издевательский хохот — такую реакциюон не раз видел в своих снах и фантазиях. Но она вдруг поникла, склонив голову.Весь ее облик олицетворял обреченность и печаль. Несмотря на собственные страхи отчаяние, Халлек испытал к ней сочувствие, увидев воочию ее страх ирастерянность. Он шагнул к ней и мягко коснулся ее руки. Когда она подняла кнему лицо, он вздрогнул, увидев на нем выражение откровенной ненависти, дажешагнул прочь, часто заморгав, прислонился к косяку двери. Выражение ее лицабыло олицетворением той внезапной вспышки ненависти, которую Билли мимолетноиспытывал как-то вечером к Хейди. Теперь это чувство было явно направлено нанего, и ему стало страшно.

— Все из-за тебя, — прошептала она. — Ты виноват во всем!Какого черта ты сбил эту старую манду? Ты, ты виноват!

Он не в силах был произнести ни звука и просто смотрел нанее, широко раскрыв глаза. «Старая манда?» В голове был сумбур. «Неужели я неослышался? Кто бы мог поверить, что Леда Россингтон способна вслух сказать хотьодно неприличное слово?» Вторая мысль была: «Все не так, Леда. Хейди виновна, ане я. Она это классно сделала. Я просто обалдел».

Ее лицо сменило выражение: теперь она смотрела на Халлекавежливо и бесстрастно.

— Входи, — сказала она.

Леда принесла ему мартини с джином, которого он попросил, —в большом бокале. На миниатюрный позолоченный меч были нанизаны две оливки идве маринованных луковки. Мартини оказался крепковатым, против чего Халлекотнюдь не возражал, хотя и отдавал себе отчет в том, что с выпивкой ему следуетотныне быть осторожным, если не хочет упиться в чужом доме. Опыт последних трехнедель показал, что с потерей веса стала утрачиваться его способность держатьсямолодцом, когда перебирал лишнего.

Тем не менее он сделал приличный глоток и благодарно закрылглаза, когда алкоголь теплом разлился в животе. «Чудесно», подумал он. «Ивысококалорийно».

— Он в Миннесоте, — бесстрастно сказала Леда, усаживаясь вкресло тоже с бокалом мартини в руке. Ее бокал был еще больше, чем у Билли. —Но он вовсе не с визитом к родственникам. Кэри — в клинике Мэйо.

— Мэйо…

— Он убежден, что у него рак, — продолжала она. — МайклХаустон у него ничего не обнаружил. Ничего не обнаружил и дерматолог, ккоторому он обратился в городе. Но он все равно уверен, что у него рак. Тызнаешь, сначала он решил, что у него лишай, думал, что подцепил у кого-то.

Билли опустил голову и уставился в пол, испытывая крайнеесмущение. Но в этом не было нужды: Леда смотрела поверх его плеча, в стену.Часто, по-птичьи, отпивала, и в ее бокале заметно убывало.

— Я смеялась над ним, когда он впервые мне такое сказал.Смеялась и говорила: «Кэри, если ты это называешь лишаями, тогда ты знаешь овенерических заболеваниях меньше, чем я о термодинамике». Мне не следовалонасмехаться, но это было хоть каким-то способом развеять его мрачноенастроение. Его тревогу? Нет, скорее страх. Майкл Хаустон дал ему какой-токрем, который не подействовал, и дерматолог дал какие-то мази, которые тоже непомогали. Ему делали уколы, и все бесполезно. И тогда я вспомнила старогоцыгана с разлагающимся носом, как он во время уик-энда после того судапротиснулся из толпы на блошином рынке в Рейнтри, Билли. Он подошел и коснулсяего. Да, он приложил руку к лицу Кэри и что-то сказал ему. Я тогда спросилаКэри и еще раз потом, когда это начало разрастаться, но он мне ничего неговорил, только головой качал.