Холодный, трезвый расчет. Ясна бы гордилась.

Кто-то постучал в дверь, и девушка, быстро собрав листы, на которых был записан разговор с Наном Балатом, сожгла их в камине. Спустя мгновение вошла дворцовая горничная, неся на сгибе локтя корзину. Она улыбнулась Шаллан. Пришло время ежедневной уборки.

Увидев женщину, та на миг испытала странную панику. Эта горничная ей раньше не встречалась. Что, если Ясна послала ее или кого-то еще обыскать комнату ученицы? Или обыск уже свершился? Шаллан кивнула женщине, а потом, чтобы успокоить тревогу, про­шла в свою комнату и заперла дверь. Кинулась к сундуку и провери­ла потайное отделение. Фабриаль был на месте. Она вытащила его, осмотрела. А если Ясна как-то совершила обратную подмену?

«Ну что за глупости, — подумала она. — Ясна проницательна, но не до такой степени». И все-таки Шаллан запихнула духозаклинатель в свой потайной кошель. Он едва поместился в конверте из ткани. Она ощущала себя спокойнее, зная, что фабриаль при ней, пока горничная убирает в комнате. Кроме того, кошель мог оказаться более надежным местом, чем ее сундук.

По обычаю потайной кошель женщины предназначался для вещей интимных или очень ценных. Обыскать его — все равно что раздеть его хозяйку. Учитывая ранг Шаллан, и то и другое представ­лялось совершенно немыслимым, если против нее не было явных улик. Ясна, вероятно, способна на такое пойти. Но если принцесса могла сделать это, она могла и приказать обыскать комнату ученицы, и ее сундук удостоился бы особого внимания. По правде говоря, если наставница и впрямь заподозрит ее, Шаллан мало что сможет предпринять, чтобы спрятать фабриаль. Так что потайной кошель ничем не хуже других мест.

Она собрала рисунки и положила их на стол изображением вниз, не в силах на них смотреть. Ей не хотелось, чтобы горничная их видела. Наконец девушка покинула комнату, забрав свою папку. Она чувствовала, что должна на некоторое время выбраться наружу. Нарисовать нечто иное, чем смерть и убийства. Разговор с Наном Балатом еще сильней испортил ей настроение.

— Светлость? — окликнула горничная.

Шаллан замерла, но женщина всего лишь протянула ей кор­зинку:

— Это оставила для вас старшая горничная.

Поколебавшись, она приняла корзинку и заглянула внутрь. Хлеб и варенье. К одной из баночек была прикреплена записка: «Варенье из синепалочницы. Если оно тебе нравится, значит ты загадочная, сдержанная и склонная к задумчивости». И подпись — Кабзал.

Шаллан повесила корзинку на локоть защищенной руки. Кабзал. Может, ей и впрямь стоит его разыскать. После бесед с ним ей всегда становилось лучше.

Но нет. Она собирается уйти; ей не следует водить за нос ни его, ни себя. Девушка боялась того, куда могли завести их отношения. Она направилась к главной пещере, а оттуда — к выходу из Конклава. Шаллан вышла навстречу солнечному свету и, посмотрев в небо, глубоко вздохнула. Слуги и секретари, во множестве сновавшие вокруг, почтительно уступали ей дорогу. Она прижала к себе папку, чувствуя на щеках прохладу бриза, а на лбу и волосах — тепло солнечного света.

В итоге, как ни крути, получалось, что Ясна права. Мир Шаллан, полный простых ответов, был глупой ребяческой выдумкой. Она цеплялась за надежду, что сумеет отыскать Истину и использовать для того, чтобы объяснить — может, даже оправдать — то, что сделала в Йа-Кеведе. Но если такая вещь, как Истина, все же существует, она окажется куда сложней и темней, чем мы способны во­образить.

На некоторые вопросы, похоже, нет правильных ответов. Только множество неправильных. Можно лишь найти причину угрызений совести, но нельзя полностью от них избавиться.

Спустя два часа — и примерно двадцать быстрых набросков — Шаллан почувствовала себя куда спокойнее.

Она сидела в одном из дворцовых садов, с альбомом на коленях, и рисовала улиток. Сад был не такой обширный, как у ее отца, но куда более разнообразный, не говоря уже о том, что он даровал ей благословенное уединение. Как и большинство современных садов, харбрантские представляли собой стены из сланцекорника, за которым тщательно ухаживали. Этот же сад был настоящим лабиринтом из живого камня с невысокими стенами, поверх которых про­сматривался вход. Но, присев на одну из многочисленных скамеек, девушка оставалась наедине с собой, будто обращалась невидимкой.

Она спросила у садовника, как называется самая заметная разновидность сланцекорника; оказалось, это «тарелочный камень». Название было подходящим, потому что растение представляло собой тонкие круглые пластины, что лежали друг на друге, как тарелки в буфете. Сбоку оно казалось скалой, которую ветер обточил так, что проступили сотни тонких слоев. Из каждой поры выглядывали маленькие щупальца, колыхавшиеся на ветру. Камнеподобная оболочка растения была голубоватой, но щупальца — желтыми.

Художница наблюдала за улиткой с приплюснутой раковиной, чьи края покрывали небольшие бороздки. Когда Шаллан стучала по раковине пальцем, улитка втискивалась в углубление на сланцекорнике, притворяясь частью «тарелочного камня». Заметить ее бы­ло непросто. Если существо не тревожили, оно принималось тихонь­ко поедать сланцекорник, хотя следы укусов не были заметны.

«Она его чистит, — наконец поняла Шаллан, продолжая рисовать. — Объедает лишайник и плесень». Действительно, за улиткой оставался чистый след.

Рядом с «тарелочным камнем» росла другая разновидность сланцекорника, с напоминающими пальцы отростками, что торчали из середины ствола. Приглядевшись, Шаллан увидела маленьких крем­лецов, тощих и многоногих, которые ползали вокруг растений и чем-то питались. Тоже чистильщики?

«Любопытно», — подумала она и начала рисовать миниатюрного кремлеца. У них были панцири того же цвета, что и пальцы сланцекорника, в то время как завиток на раковине улитки почти повторял желто-голубые узоры «тарелочного камня». Как будто Всемогущий задумал их парами — растение давало приют живому существу, а то в свою очередь очищало растение.

Над разросшимся сланцекорником порхало несколько спренов жизни — светящихся зеленых искр. Некоторые шныряли по бороз­дам в коре, другие танцевали, точно пылинки, то взлетая, то падая.

Она взяла карандаш с тонким грифелем, чтобы записать мысли по поводу отношений между животными и растениями. Ей не встречались книги, в которых описывалось бы что-то подобное. Ученые, похоже, предпочитали изучать крупных и подвижных животных, вроде большепанцирников или белоспинников. Но это открытие показалось Шаллан красивым и изумительным.

«Улитки и растения помогают друг другу, — подумала она. — А я предала Ясну».

Она глянула на свою защищенную руку и кошель, спрятанный внутри. Она чувствовала себя спокойнее, когда духозаклинатель был рядом, но пока что не посмела его опробовать. Слишком волновалась из-за кражи и не хотела прикасаться к фабриалю, когда Ясна была поблизости. Но сейчас Шаллан находилась в укромном уголке­ в самом сердце лабиринта, и лишь один крутой поворот вел в этот тупик. Она небрежно встала, огляделась. В садах больше никто не гулял, и она забралась достаточно далеко — любой вновь прибывший потратит несколько минут, пока попадет сюда.