Время шло. Он должен был умереть. Почему же не умер? Хотелось просто сдохнуть.

Но нет. Нет! Он подвел Тьена. Подвел Гошеля. Подвел своих родителей. Подвел Даллета. Бедный Даллет...

Четвертый мост не подведет. Только не Четвертый мост!

«Обморожение в результате сильного холода. Согреть пациента и вынудить его сохранять сидячее положение. Не позволять засыпать. Если он переживет несколько часов, затяжных последствий, скорее всего, не будет».

Если переживет несколько часов...

Мостовики не должны выживать.

Почему Ламарил это сказал? Зачем армии нанимать людей, которым предстоит умереть?

Он видел слишком маленькую часть общей картины. Ему нужно было понять, какие цели преследует армия. Каладин в ужасе наблюдал за битвой. Что же он натворил?

Необходимо отправиться назад и все изменить. Но нет. Он ведь ранен, так? Лежит на земле и истекает кровью. Он один из павших ко­пейщиков. Мостовик из Второго моста, которого предали эти дурни из Четвертого, вынудившие лучников стрелять по другим отрядам.

Как они посмели? Да как же они посмели?!

Как посмели выжить, убив его!

«Растянутые сухожилия, разорванные мышцы, ушибы и трещины­ в костях, а также общая болезненность тканей, вызванная экстремаль­ными условиями. Обеспечить постельный режим любыми способами. Проследить за большими и стойкими синяками или бледностью, которые могло вызвать внутреннее кровотечение. Это может представлять угрозу для жизни. Лекарю быть готовым к операции».

Он видел спренов смерти. Размером с кулак, черные, многоногие и красноглазые — их глаза светились, оставляя полыхающий алый след. Они собрались вокруг него, носились туда-сюда. Их шепот похож на звук, с которым рвется бумага. Спрены приводили его в ужас, но от них не спрячешься. Он едва шевелился.

Только умирающие видели спренов смерти. Каждый наблюдал их перед тем, как умереть. Мало каким везунчикам удавалось выжить после такого. Спрены смерти знали, когда конец близок.

«Пальцы на руках и ногах в волдырях от обморожения. Обязательно нанести антисептик на все волдыри, которые прорвутся. Под­держивать естественные способности тела к исцелению. Серьезный ущерб маловероятен».

Перед спренами смерти стояла фигурка из света. Не полупро­зрачная, какой она всегда была, но сгусток чистого белого сияния. Мягкое, женственное лицо сделалось теперь величественным и жест­ким, словно у воительницы из забытых времен. В ней не осталось ничего детского. Она заняла позицию на его груди, держа в руках меч из света.

Свечение было таким чистым, таким ласковым. Как сама жизнь. Стоило одному из спренов смерти подобраться ближе, она бросалась­ вперед, замахиваясь блестящим лезвием.

Свет их отгонял.

Но спренов смерти слишком много. Все больше и больше с каж­дым разом, когда у него в голове прояснялось достаточно, чтобы видеть происходящее.

«Тяжелые галлюцинации, вызванные травмой головы. Постоянно наблюдать за пациентом. Не позволять принимать алкоголь. Принудить к покою. Применить фатомную кору, чтобы уменьшить внутричерепной отек. Огнемох использовать в исключительных случаях, следя за тем, чтобы у пациента не появилась зависимость.

Если лекарства не окажут воздействия, для снижения давления понадобится трепанация черепа.

Исход, как правило, летальный».

Тефт вошел в казарму в полдень. Внутри царил полумрак, точно в пещере. Он посмотрел налево, где обычно спали другие раненые. Сейчас они все были снаружи, на солнышке. Все пятеро поправлялись, даже Лейтен.

Мостовик прошел мимо скаток, сложенных вдоль стен, к дальней части помещения, где лежал Каладин.

«Бедолага, — подумал Тефт. — Что хуже — лежать при смерти или находиться круглые сутки здесь, куда не проникает ни один лучик света?» Но это необходимая мера. Четвертый мост ступил на опасную дорожку. Им позволили снять Каладина, и пока что никто не попытался помешать ухаживать за ним. Чуть ли не все войско слышало, как Садеас заявил, что отдает Каладина на суд Буреотца.

Газ приходил, чтобы поглядеть на него, и удивленно фыркнул. Он, наверное, сказал офицерам, что Каладин умрет. С такими ранами долго не живут.

Но парень держался. Солдаты под любым предлогом забегали посмотреть, как он. Никто не верил, что молодой мостовик все еще жив. Люди в лагере только о нем и говорили. Буреотец его судил — и пощадил. Чудо. Садеасу такое не понравится. Сколько еще времени пройдет, прежде чем один из светлоглазых решит избавить своего светлорда от проблемы? Садеас не мог действовать открыто — он утратил бы доверие, — но тихое отравление или удушение его вполне устроило бы.

И потому Четвертый мост держал Каладина как можно дальше от любопытных глаз. Еще они всегда оставляли кого-то рядом с ним. Всегда.

«Забери тебя буря». Тефт присел около больного, который в лихорадке скинул одеяло. Глаза его были закрыты, по лицу тек пот, тело с ног до головы в бинтах. Большинство пропиталось кровью. Им не хватало денег, чтобы часто менять повязки.

На страже был Шрам, коротышка с суровым лицом, сидел у ног Каладина.

— Как он?

— Кажется, ему хуже, — негромко ответил Шрам. — Бормочет о каких-то тенях, дергается и говорит им, чтобы не приближались. Открывал глаза, но меня не видел. Зато видел что-то другое, кля­нусь.­

«Спренов смерти, — подумал Тефт с содроганием. — Келек, помилуй нас...»

— Я тебя сменю, — сказал он, садясь. — Иди-ка поешь.

Шрам встал, вид у него был бледный. Если Каладин, пережив Великую бурю, умрет от ран, остальные падут духом. Шрам, сутулясь и шаркая ногами, вышел из барака.

Тефт долго смотрел на Каладина, думал, разбирался в чувствах.

— Почему сейчас? — прошептал он. — Почему здесь? Тебя все ждали и ждали, а ты явился сюда?

Но разумеется, не следовало спешить. Тефт не был уверен. У него имелись только предположения и надежды. Нет, не надежды... страхи. Он отверг Предвидящих. И вот что из этого вышло. Мостовик выудил из кармана три маленькие бриллиантовые сферы. Про­шло уже много, очень много времени с той поры, как ему удавалось что-то сберечь из своего жалованья, но эти три он все-таки придержал­ и теперь думал, тревожился. Они мерцали буресветом в его ладони.

Ему в самом деле нужно это знать?

Стиснув зубы, Тефт придвинулся к Каладину и посмотрел в его безучастное лицо.

— Ублюдок, — прошептал он. — Ну что за ублюдок, забери тебя буря. Взял банду висельников и приподнял их самую малость, чтобы дышали. А теперь собираешься бросить? Не позволю, понял? И думать не смей.

Он сунул сферы Каладину в ладонь, заставил безвольные пальцы сжаться вокруг них и положил руку тому на живот. Потом чуть отодвинулся. Что произойдет? Предвидящие рассказывали об этом легенды. Глупые байки, как Тефт их называл. Дурацкие мечты.