Помимо Энвера Ходжи и Мао Цзэдуна в 1964–1965 гг. Тито посетил или принял с государственным визитом всех руководящих представителей социалистических государств и тем самым сделал дополнительный шаг в направлении нормализации отношений с Советским Союзом. В середине октября 1964 г. югославы были весьма взбудоражены из-за внезапной отставки Хрущева. Тито ценил в нем прежде всего готовность выслушивать собеседника, раздумывать над тем, что услышал, и иногда полностью менять свое мнение. За последние два года он установил с ним дружеские связи, кроме того являлся посредником между советским первым секретарем и румынскими руководителями, которые лелеяли стремление к автономии[2111]. Тито долгое время сомневался в том, что новые кремлевские руководители, главным из которых был Брежнев, смогут его полностью заменить[2112]. 18 июня – 1 июля 1965 г. Тито по особому приглашению Брежнева снова посетил советскую столицу, Минск и Сибирь и, конечно же, обновил диалог с новым советским правительством, которое приняло его со всеми подобающими почестями. Югославы были удивлены не только тем, что Тито от аэропорта до Москвы встречала 30-километровая «шпалера», но и тем, что гостей поселили в Кремлевском царском дворце, главный вход в который впервые открыли для главы иностранного государства[2113]. Воодушевленный таким вниманием, Тито в Свердловске заявил, что в случае войны Югославия будет плечом к плечу сражаться с СССР и другими социалистическими государствами. Эти слова не удивили Запад, поскольку из секретных источников там знали о мыслях Тито. Но то, что он высказал их публично, показалось достойным особого внимания[2114]. По возвращении в Белград он подчеркнул, что его взгляды на вопросы, о которых он говорил с русскими, «те же самые или близки к ним»[2115]. В 1966 г. падение Ранковича несколько снизило сердечность диалога между Белградом и Москвой, ведь Советский Союз с озабоченностью оценивал реформы СКЮ, которые, по его мнению, были беспрецедентными в истории социализма. Советские руководители задавались вопросом, контролирует ли еще Тито ситуацию, хотя, с другой стороны, констатировали, что Югославия не блокирует действия, которые способствуют единству коммунистического движения. Поэтому они были готовы терпеливо изучать перемены в СФРЮ, говоря, что якобы речь идет о внутренних делах, которые не наносят непосредственного вреда интересам социалистического блока[2116]. В таком настрое в сентябре 1966 г. Брежнев впервые посетил Югославию в качестве генерального секретаря ЦК КПСС, а в следующем году Тито участвовал в торжествах по случаю 50-летия Октябрьской революции[2117].

Уже к концу 1967 г., когда в Чехословакии начали проявляться первые признаки оттепели, особенно после январского пленума ЦК КПЧ, югославское руководство во главе с Тито начало поддерживать «новое направление» с нескрываемой симпатией. При этом оно исходило из тезиса, что такое развитие необходимо, поскольку соответствует современной фазе строительства социализма в Чехословакии. Между 28 и 30 апреля 1968 г., во время возвращения из Японии, Ирана и Монголии, Тито посетил секретную встречу в Москве, которую созвал Брежнев, чтобы поговорить с руководителями пяти партий – членов Варшавского договора о том, как реагировать на чехословацкий кризис. Между советским руководителем и маршалом состоялся оживленный обмен мнениями, Тито предупредил, что применение силы приведет к катастрофическому положению и, вероятно, намеренно употребил ту же лексику, которую использовал двенадцать лет назад при комментировании подавления венгерской революции. Своего собеседника он не переубедил: «Почему вы, югославы, боитесь слова “интервенция”? – спросил Брежнев. – Нужно ли дожидаться, когда в Чехословакии, как в Венгрии в 1956 г., начнут вешать коммунистов?! История нам не простит, если мы будем сидеть сложа руки и пассивно смотреть, как активизируются антикоммунистические силы, как хоронят социализм!» – «Будь осторожен, Броз, – добавил он, – чтобы там, у тебя, не начались процессы, подобные чехословацким». На это резкое предупреждение Тито ответил, что положение в Югославии совсем другое, поскольку с противниками социализма они рассчитались еще во время народно-освободительной войны и революции. Что касается опасности, которая угрожает социализму в Чехословакии, он отметил, что в молодости работал на чешских предприятиях и хорошо познакомился с местным рабочим классом. Поэтому он уверен, что рабочий класс в состоянии самостоятельно справиться с классовым врагом и защитить завоевания социализма. Он также считал, что нужно верить Александру Дубчеку, генеральному секретарю КПЧ, и чешской интеллигенции, которая всегда была на стороне Коммунистической партии[2118].

Вопреки этому обмену мнениями, который не обещал ничего хорошего, Тито вернулся в Белград с надеждой, что русские не станут решать спора с чехами и словаками при помощи военного вмешательства[2119]. Он считал, что развитие ЧССР является «переходом на более высокую ступень социализма» и его нужно поддержать, и поэтому уже весной попытался организовать встречу с Дубчеком, что в социалистическом мире подтвердило бы право на разные пути развития[2120]. IX Пленум ЦК СКЮ, созванный 16 июля 1968 г. ясно выразил и подчеркнул, что рабочий класс, его партия и другие социалистические и передовые силы ЧССР призваны сами, без внешнего вмешательства оценивать ситуацию в государстве и решать проблемы, которые накопились за прошедшие годы[2121]. Кардель, со своей стороны, бдительно следил за развитием событий в Чехословакии, будучи уверенным, что югославы не могут отстать от них. Но спустя какое-то время он начал задаваться вопросом, куда может привести радикализация Пражской весны. Вместе с многочисленными партийными «либералами» он полагал, что систему можно реформировать только сверху, посредством партии, и ни в коем случае не снизу, из народа[2122].