Короче говоря, Грушин инкогнито отправилсянавестить Климова в больнице – и нос к носу столкнулся в его палате со своейзаказчицей, которая этим утром якобы звонила ему из Франкфурта.

– Слушай! – вдохновенно вскричалаЕвгения. – А вдруг эта дамочка никуда не уезжала? Что, если она для отводаглаз нас наняла, а сама предавалась нечистым страстям, одновременно планируя…

– Одновременно планируя убийство своегомужа, – кивнул Грушин. – А рыжий Балтимор – это и есть наемныйкиллер. Дешево и сердито. Ты это хотела сказать?

Женя прикусила язык.

Миша Сталлоне, слушавший их разговор сживейшим интересом, пошевелил «мышкой», и на экране вырисовались три графика:синий, зеленый и красный. Синяя и зеленая плавно опадающие линии сливались такплотно, что их почти невозможно было различить. Красная же топорщилась резкимиуглами.

– Это определение частоты основного тонаголоса, – пояснил Миша. – Синий и зеленый – записи по телефону.Красный – диктофон. Голос высокий – видишь, какие острые, частые углы?Телефонный – гораздо ниже, мягче. Как будто маятник качается: чаще или реже.Чем чаще, тем выше голос.

– Ну, я не понимаю, – растерянно сказалаЖеня. – Настроение, наверное, тоже оказывает влияние?

– Конечно, только к основному тону ононекасаемо. К этим графикам мы еще вернемся, а теперь смотри сюда. – Онповернулся к самому большому монитору, где в трех углах мельтешили красные изеленые квадратики. – Посмотрим на квадраты совпадений. Вверху телефонныезаписи, внизу – диктофонная. Смотрите внимательно.

Вверху с каждой секундой воцарялась все болееинтенсивная краснота. Внизу господствовал зеленый цвет.

– Совершенно ясно! – ткнул в экранпальцем Миша. – По телефону Грушину звонила одна женщина, а с Климовым вбольнице обнималась совсем другая. Но которая из них его жена, это уж вы самирешайте.

– Больничная, – категорично заявилГрушин. – Я ее потом незаметненько до дому проводил. Проследовала поклимовскому адресу – на автобусе, заметьте себе, хотя деньги мне якобы личныйшофер привозил. Буквально через пять минут вышла погулять в компании двухпацанов и фокстерьера. Дети и собака тоже климовские. С балкона им махалаклимовская же теща, похожая на эту даму как две капли воды, если только каплимогут стареть.

– А младшая капля не блондинка? – МишаСталлоне задумчиво разглядывал красный график. – Ей за тридцать, лицокруглое, челюсть тяжеловатая, щеки пухлые, рот большой, нос башмачком?

На лице Грушина появилось выражение ужаса.

– Чушь какая. Ты не фоноскопист – ты патологоанатом!Эта Валерия Климова – такая веселая очаровашка. Чудные белокурые волосы, синиеглаза, яркий чувственный рот.

– Ну я же и говорю – большой рот, –нетерпеливо перебил Миша. – Я не про общее впечатление спрашиваю, меняотдельные черты интересуют. Подумай, вспомни.

Грушин послушно задумался, и чем дольше ондумал, тем более унылым становилось его лицо. В конце концов пришлось признать,что носик у Валерии Климовой коротковат и у основания, увы, приплюснут – правдачто башмачком! И с челюстями вопрос сложный.

– Да ты не переживай так! – засмеялсябессердечный Миша Сталлоне. – Подумаешь, эстет! Вон Женечка у нас какаяхорошенькая, просто фотомодель, но если посмотреть на график голоса…

– Спасибо, не надо. Я лучше сразу признаюсь,что в детстве мне удалили аденоиды, – пробурчала Женя. – В анкетах яоб этом, правда, не пишу.

Внезапно она умолкла, осененная догадкой, идаже не сразу смогла заговорить снова:

– Мишка! Если ты облик настоящей Климовойугадал, значит, и ненастоящую описать можешь?

– Наконец-то хоть до кого-то дошло, ктоявляется истинным сокровищем в этой конторе, – проворчал Миша. – Вотесли бы мы в ФБР служили… Там, я в кино видел, на каждого гражданина Штатовимеется не только дактилоскопическое, но и фоноскопическое досье. Ну а мы имеемто, что имеем, поэтому дадим некоторую волю воображению. Разумеется, я могуподробно описать этот длинноватый нос и тонкие губы, однако вы с криком ужасакинетесь прочь. Если останавливаться на отдельных чертах, получится настоящаяБаба Яга. А если говорить об общем впечатлении… ищите, господа, роковуюбрюнетку лет сорока пяти. Ищите роковую брюнетку!

Помнится, Женя слышала такой анекдот. Мужвозвращается домой, а жена ревниво заявляет:

«Тебе звонили!» – «Кто?» – «Какая-тобелобрысая фифа с кривыми ногами!»

Выходит, эта неведомая супруга оказалась также проницательна, как и фоноскопическая экспертиза Миши Сталлоне. Какговорится, в каждой шутке есть доля шутки.

Роковая брюнетка, значит. И вдобавок землячкаСергея Климова!

Да, напоследок Миша огорошил еще однимоткрытием: вывел на экран четвертый квадрат, обозначающий климовскую речь, ипринялся уверять, что субъективный анализ доказывает: и он, и таинственнаязаказчица родом скорее всего с Дальнего Востока.

– Я служил в Хабаровске, – пояснилМиша. – Еще тогда удивлялся: приезжают люди с самыми разными диалектнымиособенностями, а через месяц-другой начинают говорить совершенно одинаково.Даже москвичи, с их тягучим, манерным аканьем. Даже ставропольцы, с ихфрикативным «г» и мягким акцентом. Только кавказцы не переделываются, но этовообще случай клинический. Разумеется, я не говорю также о деревнях, гдеиспокон веков селились только украинцы или белорусы. Там национальныехарактеристики более живучи. Но в городах господствует речь нивелированная,очень чистая и четкая, с твердым полногласием, без оканья, аканья, чоканья ишоканья. Могу спорить на что угодно: ваша роковая брюнетка окажетсяхабаровчанкой по происхождению, как ни старается выдать себя за кореннуюнижегородку.

– А зачем ей вообще стараться? – удивиласьЖеня. – Откуда она могла знать, что Грушин раздобудет запись голосанастоящей Климовой?

Все дело, конечно, в этой записи. Если быГрушин заговорил с Валерией Климовой о задании, а та начала делать большиеглаза, он мог бы не поверить: ну, не хочет дамочка признаваться в ревнивыхподозрениях – ее дело! Тем более что на слух голоса очень похожи. А с Мишинымивыводами спорить трудно.

– Забавно, – сказал Грушин, открываяперед Женей дверь своего кабинета и непривычно сухо бросая Эмме: «Кофе!» – Эточто же получается? Нас наняли только затем, чтобы ты спасла Климова?

– А что, неплохо, – улыбнуласьЖеня. – Может быть, его ангел-хранитель был в отпуске и на время передалмне свои функции.

Вошла Эмма. Швырнула на стол две чашки иудалилась, на прощание смерив Грушина убийственным взглядом.