— Да, Рози, устроила ты нам проповедь. Черт возьми, тыимеешь полное право слегка сойти с ума. Но…

— О да, это я сошла с ума, все верно.

— …но незачем думать, что он испортил нам день.

Рози растерянно заморгала.

— Что? Но как они смогут продолжать? После…

— А как ты могла продолжать после того, как он столько разизбивал тебя?

Рози всего лишь покачала головой, не понимая.

— В некоторой степени это можно считать проявлением терпимости,— сказала Герт. — Отчасти обыкновеннейшее упрямство, не стану отрицать. Нопрежде всего, Рози, мы хотим показать миру наше лицо. Мы хотим доказать, чтонас не так-то легко вывести из себя. Думаешь, подобное происходит впервые?Ха-ха. Норман худший из всех, но далеко не первый. А что ты делаешь, когда напикнике появляется скунс и забрызгивает все вокруг своей зловонной жидкостью?Ты ждешь, пока ветер не развеет вонь, и продолжаешь веселиться. Именно это ипроисходит сейчас в Эттингер-Пиере, и дело совсем не в договоре, который мыподписали с «Индиго Герлс». Мы продолжаем, чтобы доказать прежде всего самимсебе: никто не сможет кулаком вышибить из нас жизнь… наше право на жизнь.Конечно, некоторых уже и след простыл — думаю, Дана Клайн со своими пациенткамивозглавила ряды беглецов, — но остальные будут веселиться до конца. Мы неуспели еще отъехать от больницы, как Консуэло и Робин отправились назад вЭттингер.

— Молодцы ребята, — вставил с переднего сиденья лейтенантХейл.

— Как вы позволили ему уйти? — набросилась на него собвинениями Рози. — Господи, вы хоть знаете, как ему удалось скрыться?

— Ну, если придерживаться истины, не мы его упустили, —мягко поправил ее Хейл. — Промашка на совести службы безопасности Эттингера; ктому времени, когда прибыли первые полицейские городского управления, вашегомужа и след простыл.

— Как мы выяснили, он отнял у мальчика резиновую маску, —вступил в разговор Густафсон. — Большую, которая надевается на всю голову.Натянул ее и смылся. Должен сказать, что ему крупно повезло.

— Ему всегда везло, — с горечью в голосе заметила Рози. Они въезжалина стоянку перед зданием полицейского участка; Билл не свернул вслед за ними.Рози повернулась к подруге. — Ладно, можешь отпустить мою руку.

Герт поддалась на ее уловку, и кулак Рози тут же грохнул одверцу. В этот раз она здорово ушибла руку, но какой-то только что родившейсячасти ее самосознания боль доставила странное удовольствие.

— Ну почему он не хочет оставить меня в покое? — повторилаона свой вопрос, ни к кому не обращаясь. И все же услышала ответ. Ей ответилчувственный низкий голос, прозвучавший в глубине ее разума.

«Он не будет твоим мужем. Он не будет твоим мужем, РозиНастоящая».

Она опустила голову, глядя на свои руки, и увидела, что онипокрылись гусиной кожей.

Его разум снова воспарил — выше, выше и прочь, как пела когда-тоэта рыжая сучка Мэрилин Макку — очнувшись, обнаружил, что пытается втиснуть«темно» на очередной пятачок стоянки. Он не мог понять, где находится, ноподумал, что, скорее всего, приехал в подземный гараж в половине квартала от«Уайтстоуна», где уже оставлял машину. Наклоняясь, чтобы рассоединить проводазажигания, он увидел датчик уровня топлива в баке, и кое-что показалось емудовольно интересным: стрелка упиралась в правый край шкалы. Значит, во времяпровала сознания он заезжал на заправку. Но почему он это сделал?

«Потому что на самом деле я останавливался не ради бензина»,— ответил Норман самому себе.

Он снова подался вперед, намереваясь глянуть на себя взеркало заднего вида, но вспомнил, что оно валяется на полу. Подняв его, онподнес зеркало к лицу. На него уставилась распухшая в нескольких местахфизиономия в ссадинах и кровоподтеках; огромное количество следов,свидетельствовавших о недавней драке, но крови не было. Следовательно, покаслужащий заправки заливал бак его «форда», он смыл кровь в туалете заправочнойстанции. Что ж, в таком виде он уже может появляться на улице — во всякомслучае, если удача не изменит ему, — и это хорошо.

Рассоединяя провода зажигания, он задумался на мгновение,определяя, который сейчас час. Узнать неоткуда; он не носил часов, никто недогадался установить их на вшивеньком «форде», и даже спросить не у кого. Да,впрочем, так ли это важно? Какое…

«Нет, — мягко произнес знакомый голос. — Совершенно неважно.Время не должно тебя волновать».

Он опустил голову и увидел маску быка, уставившуюся на негосо своего места на резиновом коврике перед пассажирским сидением: пустые глаза,всезнающая сморщенная улыбка, идиотские украшенные цветами рога. Ему тут жезахотелось надеть ее. Глупо, конечно, он испытывал отвращение к цветочнымвеночкам на рогах, еще сильнее ненавидел дебильную улыбку счастливого кастрата…но, как знать, возможно, маска принесет ему удачу. Разумеется, на самом делеона не разговаривает, все это фокусы его сознания, однако без нее он навернякане смог бы выбраться из Эттингер-Пиера. В этом никто не сомневается.

«Ну хорошо, хорошо, — подумал он, — viva el toro» инаклонился, чтобы поднять маску с пола.

Затем, казалось, без малейшего перерыва в происходящем оншагнул вперед и, обхватив руками талию блондинки, сдавил еесильно-сильно-сильно, чтобы девушка не смогла набрать в грудь воздуха изакричать. Она только что появилась из двери с табличкой «ДЛЯ ОБСЛУЖИВАЮЩЕГОПЕРСОНАЛА» толкая перед собой тележку, и он подумал, что, наверное, прождалздесь некоторое время, но это неважно, совершенно неважно, потому что они опятьвозвращаются за дверь с табличкой «ДЛЯ ОБСЛУЖИВАЮЩЕГО ПЕРСОНАЛА», только вдвоем,— Пэм и ее новый друг Норман, viva el toro.

Она дергалась и вырывалась, пытаясь ударить его ногой, инекоторые удары приходились в кость голени, но он их почти н?? чувствовал,потому что она была обута в мягкие кроссовки. Он освободил одну руку, без трудапридерживая ее другой, закрыл за собой дверь и запер на задвижку. Быстроогляделся, убеждаясь, что они одни. Суббота, предвечерний час, самая серединауик-энда, здесь должно быть пусто… и действительно, в подсобке никого не было.Узкая и длинная комната с небольшим рядом шкафчиков для одежды в дальнем конце.В подсобной комнате царил удивительный запах — аромат выстиранного инаглаженного белья, пробудивший у Нормана воспоминания о днях стирки вродительском доме, когда он был еще совсем маленьким.

На полочках с одной стороны комнаты возвышались стопкиаккуратно свернутых простыней и наволочек, чуть дальше стояли корзины спушистыми ванными полотенцами. У другой стены расположился целый склад одеял.Норман толкнул Пэм на одеяла, без малейшего интереса наблюдая за тем, как ееформенная юбка задралась при падении, открывая бедра. Его сексуальныепотребности ушли в отпуск, а может быть, и на пенсию, и это, наверное, тоженеплохо. За прошедшие годы та штука, что болтается у него между ног, втянулаего во многие неприятности. Забавный вывод ив серии тех, которые способнызаставить поверить, что Господь Бог имеет гораздо больше общего с Эндрю ДрисомКлэем, чем это кажется. Двенадцать лет вы этого не замечаете, а следующиепятьдесят— или даже шестьдесят — половые прихоти волокут вас за собой, каквзбесившийся бритоголовый тасманийский дьявол.