— Герт…

Заливавшаяся слезами Синтия пыталась переползти к томуместу, где, лежа на боку и следя за убегающим Норманом, стонала Герт. Обративвнимание на девушку, Герт увидела, что та пострадала гораздо серьезнее, чем ейпоказалось вначале. Похожий на грозовую тучу синяк вздулся над правым глазом, анос девушки, наверное, никогда больше не примет прежнюю форму.

Герт с усилием встала на четвереньки и поползла к Синтии.Они встретились на полпути и обнялись, стоя на коленях, поддерживая друг друга.Невнятно произнося слова разбитыми губами. Синтия сказала:

— Я и сама бы швырнула его… как ты учила нас, Герт… но онзастал меня врасплох…

— Все в порядке, — успокоила ее Герт, осторожно целуя ввисок. — Тебе сильно досталось?

— Не знаю… во всяком случае, кровью не харкаю… шаг в нужномнаправлении. — Она попробовала изобразить улыбку. Попытка причиняла ей явнуюболь, но Синтия не отступалась. — Ты на него помочилась.

— Да.

— Молодец, сучья ты дочь, — прошептала Синтия и опятьрасплакалась. Герт прижала ее к себе, так их и обнаружили первые взволнованныеженщины, следом за которыми появились работники службы безопасности Эттингера:Герт и Синтия стояли на коленях за стеной туалета рядом с покинутойперевернутой инвалидной коляской, обнявшись, положив голову друг другу на плечии плача, как два моряка, спасшихся с затонувшего корабля.

В первые смутные мгновения пребывания в приемнойреанимационной палаты ист-сайдской больницы Рози показалось, что в небольшойкомнате собрались все обитательницы «Дочерей и сестер». Проходя через палату кГерт (и лишь краешком сознания отмечая столпившихся вокруг нее мужчин), она всеже обратила внимание, что не хватает по меньшей мере троих: Анны, которая,вероятнее всего, до сих пор не вернулась с поминальной службы по бывшему мужу;Пэм, находившейся на работе в «Уайтстоуне», и Синтии. От мысли о последней онапохолодела.

— Герт! — зарыдала она, расталкивая мужчин, не удостоив ихдаже взглядом. — Герт, где Синтия? Что с ней? Она не…

— Наверху. — Герт попыталась ободряюще улыбнуться Рози, нобез особого успеха. Глаза ее распухли и покраснели от слез. — Они сказали, чтоей, наверное, придется провести там некоторое время, но опасности нет, Рози. Сней все будет в порядке. Ты хоть знаешь, что у тебя на голове мотоциклетныйшлем? И выглядишь ты в нем… я сказала бы, довольно забавно и мило.

Руки Билла принялись распускать ремешок, но Рози даже незаметила, что он снял с нее шлем. Она смотрела на Герт… Консуэло… Робин…Выискивала взгляд, который сказал бы ей, что она заразная, что принесла с собойчуму в их до этого чистый дом. Пыталась обнаружить ненависть в их глазах.

— Извините, — прошептала она. — Простите меня за все.

— За что? — с искренним удивлением переспросила Робин. —Разве ты избила Синтию?

Рози посмотрела на нее в замешательстве, затем перевелавзгляд на Герт. Та глянула в сторону, и, проследив за направлением ее глаз,Рози ощутила прилив жуткого страха. Впервые ее сознание зарегистрировало тотфакт, что в комнате находятся не только женщины из «Дочерей и сестер», но иполицейские. Двое в штатском, трое в форме.

Полицейские.

Она протянула мгновенно онемевшую руку и вцепилась в ладоньБилла.

— Вам следует поговорить с этой женщиной, — сообщила одномуиз полицейских Герт. — Все случившееся — дело рук ее мужа. Рози, это лейтенантХейл.

Все оборачивались теперь, чтобы посмотреть на нее, на женукопа, которая набралась наглости и сбежала от мужа, украв при этом егобанковскую карточку, а потом попыталась исчезнуть из его жизни. Все смотрели нанее. Братья Нормана.

— Мэм? — обратился к ней полицейский в штатском, которогоГерт представила как лейтенанта Хейла, и на миг его голос показался ей настолькопохожим на голос Харли Биссингтона, что она едва не сорвалась на истерическийкрик.

— Спокойно, Рози, — пробормотал из-за плеча Билл. — Я здесь,и я тебя не оставлю.

— Мэм, что вы можете сообщить нам? — Слава Богу, голос егопотерял сходство с голосом Биссингтона. Пожалуй, ей просто показалось.

Рози глянула в окно на асфальтированную дорожку,соединяющуюся с автострадой. Она посмотрела на восток — в ту сторону, откудапридет ночь, поднимающаяся с озера. До наступления темноты осталось всего несколькочасов. Она прикусила губу и посмотрела на полицейского. Затем вложила свою рукув ладонь Билла и заговорила хриплым низким голосом, в котором даже сама струдом узнала собственный.

— Его зовут Норман Дэниэлс, — сообщила она лейтенанту Хейлу.

«Твой голос звучит, как голос женщины на картине, — подумалаока. — Ты говоришь, как Мареновая Роза».

— Он мой муж, он полицейский инспектор, и еще онсумасшедший.

До этого его не оставляло ощущение, что отделившееся оттелесной оболочки сознание парит где-то в трех футах над головой, но, когдасучка Герти помочилась на него, все разом переменилось. Теперь вместо того,чтобы чувствовать себя как наполненный гелием воздушный шар, его головапревратилась в плоский камешек, посланный с берега сильной рукой и прыгающий поповерхности озера. Сознание его больше не плавало, теперь оно скакало.

И все же он не мог до конца поверить в то, что сделала с нимжирная черномазая стерва. Да, он знал и понимал это, но понимание и вераотстоят подчас на целые миры друг от друга, и его состояние тому замечательныйпример. Как будто произошла черная, мрачная трансмутация, превратившая его внекое новое существо, создание, беспомощно скользящее по поверхности восприятияи позволяющее лишь изредка, в странные, стихийно возникающие периоды, когдавключалось сознание, мыслить связно.

Он помнил, как в последний раз поднялся на ноги за сатиром,с лицом, кровоточащим от множества порезов и царапин, с забившимся кровью игрязью носом, с болью во всем теле от столкновений с инвалидной коляской, стяжестью в ребрах и внутренностях, оставшейся после того, как на нем прыгалитриста фунтов чернозадой Грязной Герти… но с этими ощущениями еще можно жить, —с этими и многими другими. А вот влага из ее мочевого пузыря, ее запах,сознание того, что на нем не просто моча, а женская моча, заставляли егорассудок спотыкаться каждый раз, когда он думал об этом. Ему хотелось кричать,и постепенно мир — тот, с которым он отчаянно желал сохранить разумный контакт,если, конечно, не хотел оказаться в конечном итоге за решеткой, возможно всмирительной рубашке и с изрядной дозой торазина в крови — постепенно этот миррастворялся в тумане.