Олег почти не слушал. Рудый знал только язык северныхофеней, их там называли коробейниками, на самом же деле было много таких языков— жеста, свиста, птичьего клекота и цвириньканья, а южные офени сохранили многоскифских слов и даже киммерийских, которых не помнили сами потомки скифов,растворившись среди славян.

Внезапно что-то заставило его поднять глаза. В корчму вошлитрое крупных мужчин, заняли стол возле выхода. Еще двое остановились в дверях.Их лица словно высечены из камня, глаза смотрели холодно и оценивающе. Всепятеро двигались с той уверенностью, какую дают доспехи, укрытые под простойсорочкой.

— Готовьтесь, — шепнул Олег, отхлебнув пива. —Гульча, верни Умилу. Если легла спать — тащи силой. Не забудь маленького Игоря.

— Почему я? — спросила Гульча. Увидела лицо Олега,быстро спросила: — Что случилось?

— Слева у двери стоит тот, единственный, кому удалосьускользнуть. Асмунд, Рудый, не поворачивайтесь. Держите головы ниже, громко неговорите. Я приведу коней ко входу в корчму. Меня он не видел, не знает, что яс вами. Не поворачивайтесь, что бы со мной ни случилось.

Он вылез из-за стола, медленно побрел к выходу. Спину держалсгорбленной, выпячивал живот, руки нелепо болтались. Воины у двери встретилиего ощупывающими взглядами, один грубо схватил за руку повыше локтя. Олегпоспешно расслабил мышцы, чтобы под пальцами ощутилось дряблое слабое тело.

— Эй, волхв-пещерник!.. Хороша у тебя пещера!..Ха-ха!.. Не видал двух татей: один с перебитым носом, здоровый, как сарай убабки, а другой с мордой коня, который из гордости не желает жрать сено?

Олег ответил смиренно:

— Боги велят мне зреть в душу, а не на скорлупу.

Воин пнул его ниже спины, и Олег, выпав из дверей,прокатился по ступенькам и растянулся во весь рост. Из дверей еще несся хохот,ему кричали вслед веселое, давали похабные советы. Олег медленно поднимался,громко кряхтел, прикидывая, успела ли Гульча пробраться незамеченной к Умиле.

Шатаясь, он ушел в темноту, а когда угол сарая скрыл вход вкорчму, быстро перебежал к конюшне. Двери были заперты, сторожа он видел вкорчме. Олег выдернул железные скобы вместе с засовом, проскользнул вприоткрытые двери.

На повозке Рудому заработать не удастся, придется бросить,но и хорошо, иначе Рудый продаст ее так, что за ними весь город погонится скольями в руках. Когда у славян кончаются доводы в споре, они хватаются заколья или топоры, ибо боги велят начатое доводить до конца. Кони хорошие, но седлапришлось таскать из другого сарая, а еще захватить одежду, одеяла, котел,разные мелочи, без которых выживут мужчины, но Умиле с малым Игорем придетсятуго...

Он оседлывал последнего коня, когда от корчмы раздался крик.Двери с треском распахнулись, одна створка закачалась, трепеща, как бабочка вогне, другая вылетела из проема вместе с человеком в панцире. Тот упал,скатился по ступеням, перевернулся на спину и так остался лежать, разбросавруки. Следом вывалилась целая толпа орущих, размахивающих руками и оружиемлюдей. Одни разбежались, другие продолжали яростно рубить друг друга мечами итопорами. Один, высокий и ревущий, как див, страшно вертел над головой огромнымтопором, с лезвия веером летели темные брызги. На пороге возникла женщина, онаприжимала к груди ребенка. Вокруг нее, словно барс, вертелся высокий воин,молниеносно отражал удары, что сыпались с двух сторон. На него наседали дваогромных дружинника, рубашки на обоих лопнули — то ли от богатырских замахов,то ли от меча Рюрика. Железные доспехи блестели кроваво-красным имертвенно-бледным — от пылающих жаровен и белесой луны.

Олег бегом потащил коней, ворвался в постоялый двор,закричал:

— Умила, Рюрик!

Рюрик оглянулся, в этот миг над его головой взвился меч.Умила вскрикнула в ужасе, но что-то коротко блеснуло в лунном свете, меч упална пол, его рукоять еще стискивали пальцы. Нападавший страшно крикнул,схватился за обрубок руки с торчащей костью. Гульча отпихнула калеку, побежалак Олегу, брезгливо держа окровавленную сабельку на вытянутой руке.

Умила кинулась во двор, Рюрик яростно насел на другоговоина, нанося быстрые тяжелые удары. Тот закрывался щитом, пятился, от щиталетели щепки, булатные накладки.

Во дворе Асмунд и Рудый дрались с целой толпой. Умиладобежала до лошадей, Гульча помогла ей взобраться, подала Игоря. Ее глазагорели, как у дикой кошки, она все время поглядывала на Олега.

— Приведи еще коней, — крикнул ей Олег. — Яоседлал, они в конюшне!

Гульча исчезла. Олег выдернул из потайного чехла швыряльныеножи. Рюрик нанес последний удар, враг сполз по стене, под ним растекаласькровавая лужа. Асмунд вертел гигантским топором, вокруг него был забор изсверкающего булата, уже несколько человек лежали неподвижно, еще трое ползлипрочь, оставляя за собой темные дорожки крови.

Один из нападающих исчез, вернулся с коротким луком, годнымдля стрельбы с коня. Быстро наложил стрелу, но тетиву натянуть не успел —швыряльный нож вонзился сбоку в мягкую шею по рукоять. Лучник упал, никто незаметил — он был на краю двора в темноте.

Послышался конский топот. Гульча бежала со всех ног, таща вповоду двух оседланных коней. Бабскую одежду, которую так ненавидела, сорвалаеще в конюшне, оставшись в боевом наряде амазонки. Увидев, что схватка ещедлится, запрыгнула в седло, взвизгнула. Увидев ее на коне и с окровавленнойсаблей в руке, кто-то заорал дурным голосом:

— Поляница! У них еще поляница!

Гульча налетела, держа второго коня в поводу, сшибла конямидвоих, ударив в спины. Рудый воспользовался тут же: одного молниеносно ткнулострием в горло, другого полоснул острием по глазам. Гульче заорал, дурашливокривя лицо:

— На кровавой тризне! Всех напоим кровавым вином!

— Дурак, — крикнула Гульча. — Прыгай в седло!

— А подраться?

— Не валяй... самого себя!

Рудый взлетел в седло с притворным унынием:

— Уже сейчас кричишь, а что будет, когда поженимся? Отсудьбы не уйдешь, Гульча... Нам просто на роду начертано. Асмунд, пробивайся кпещернику, он кончает молиться.

Рюрик рубил уже с коня. Он рискнул оставить Умилу, бросив наОлега яростно умоляющий взгляд, врубился в толпу, насевшую на Асмунда, яростнозасверкал мечом, рассекая шлемы, бармы. Асмунд отклеился от стены, пробежалмежду Рюриком и Рудым, что, вертясь в седлах, как на горячих углях, рубили вовсе стороны. Олег подставил Асмунду коня, тот кое-как вскарабкался, сопя отнатуги и хватая ртом воздух, будто гигантский сом на берегу, тут же заорал,выкатывая глаза:

— Теперя всех порешим!

— Быстро из городища, — велел Олег. — Рудый,вперед! Рюрик и княгиня — следом. Мы с Асмундом прикроем сзади.

— А я? — вскрикнула Гульча обиженно.