Они день за днем поднимались по долине. Бурная река сбегала посередине ложа голубовато-белым потоком, ледяная вода отдавала камнем и морозом. Много дней назад пропали последние следы человеческого жилья, оставив их среди замшелых стволов огромных древних деревьев. Деревьев, которых, как многого в Менкидоке, Гвенна прежде не видала. Издали они напоминали сосны, но вблизи становились заметны странности: отслаивающаяся чешуями черная кора, твердые и острые, как раковины, шишки. И обитатели их крон оказались такими же незнакомцами – этих мелких зверьков она бы назвала белками, если бы не их острые, как серп, коготки. Темные глазки следили за проходящей колонной. Зверьки злобно верещали, драли когтями чешуйчатую кору.

Поначалу они забавляли солдат. Кое-кто пытался подманить зверушек, бросая на землю крошки. Но здешних белок хлеб не соблазнял. Они следовали за отрядом, перескакивая с ветки на ветку. Забегали вперед и останавливались поточить когти, вперив в людей непроницаемые черные глазки. Их становилось все больше – пять, пятьдесят, пятьсот, – и это было уже не смешно. Солдаты теперь смотрели на них с отвращением, переходящим в опаску. Скрежет когтей и нечеловеческий визг донимали легионеров, пока один, выбранившись, не сбил белку из лука.

Только хуже сделал. Животные и не подумали разбегаться, а подступили еще ближе. Десятки зверьков, сбежав по стволам, бросились рвать на части тушку убитого собрата, а остальные принялись сбивать на головы солдатам сучки и прутики.

Шедший в нескольких шагах впереди Гвенны и Крысы Паттик обратился к Килю:

– Это те?..

– Габбья? – Историк покачал головой. – Нет, просто исконные обитатели этой части света.

Пока они говорили, зверьки загомонили вдвое громче и вдруг разом, в мгновение ока смолкли. Поняв глаза, Гвенна увидела, что они, шныряя между ветвями, удирают в глубину леса.

– Что за?.. – выдохнул Паттик.

Ему не успели ответить, как на глаза показалась авеша Крысы. Животное пробиралось по древесным кронам судорожными рывками – неуклюже, но с пугающим проворством. В несколько ударов сердца оно догнало и обогнало колонну, по пути перехватив в воздухе одну из белок. Напрасно та визжала и билась. Авеша устроилась на ветке, затолкала в кошмарную пасть беличью ногу и, не обращая внимания на визг и корчи добычи, принялась жевать.

Гвенна смотрела как завороженная.

Со своего первого появления зверь тенью следовал за ними – то на глазах, но держался дальше полета стрелы, то на несколько дней пропадал из виду. Охота его, как видно, не задерживала: раз Гвенна заметила его с помятой птицей в пасти, другой раз на кровавой, истерзанной до неузнаваемости груде мяса, – но само убийство Гвенна видела впервые. Впрочем, белка была все еще жива. Авеша, поглядывая вниз большими невинными глазами, принялась за следующую ногу, расщепила кость острыми зубами.

– Вот это, – Киль указал на дерево узловатым пальцем, – габбья.

Это было сказано тоном читающего скучнейшую лекцию чиновника.

Паттик с трудом сдерживал рвоту.

* * *

Когда скалистые берега подступили вплотную к воде, Джонон повел их вверх по склону, в обход непроходимой теснины. Сверху Гвенна рассмотрела, что долина начинается милях в десяти и чуть не пятью тысячами футов выше. Она выглядела подходящим гнездовьем для кеттралов: известняковые скалы загибались подковой, слои набегали друг на друга, на менее отвесные участки обрыва нанесло снега. Опасные места, даже если на восходящих воздушных потоках над ними не кружат хищники.

Джонон остановил людей, в трубу изучил утесы и поманил к себе Гвенну с Килем.

Солдаты с молчаливым презрением провожали взглядами поднимающуюся в голову колонны Гвенну. Та смотрела в землю, но уголком глаза видела, как сверкает глазами тащившаяся за ней на цепи Крыса.

«Только не наделай глупостей!» – упрашивала про себя Гвенна.

Как будто вправе была судить, что глупость, что не глупость.

– То самое место, – обратился к ним Джонон.

Он указывал на карту: на выведенные чернилами по пергаменту пики и на выросшие с севера горы.

Киль только кивнул. Когда стало ясно, что кивком он и ограничится, Джонон взглянул жестче.

– Не вижу птиц.

– Это хорошо, – вмешалась Гвенна.

Джонон обратил взгляд зеленых глаз на нее.

– Если здесь нет птиц, для экспедиции это поражение, стоившее немало времени и казенных средств, и если вы привыкли к поражениям, то я, заверяю вас, нет.

– Думаю, командир крыла Шарп хочет сказать… – заговорил Киль.

– Она не командир, – оборвал его Джонон.

Историк согласно склонил голову.

Джонон сверлил Гвенну глазами, словно вызывая ее на спор. Она возражать не стала, и тогда он кивнул:

– Жду объяснений, почему мне следует радоваться отсутствию птиц.

– У них острое зрение. Птица, которую увидим мы, видит нас. Ниже нас укрывали деревья. А здесь, наверху… – Гвенна указала на голые склоны, на крутой, неровный, каменистый подъем к истоку долины и покачала головой. – Здесь укрытия нет.

– Желай я безопасности, не отправился бы на другой край света.

– Мертвецы, – тихо заметил Киль, – вряд ли сумеют доставить яйца.

Джонон, не слушая его, передал трубу Гвенне.

– Гнезда видите?

Она, помедлив, приставила трубу к глазу. Скалы приблизились так отчетливо, – казалось, можно провести пальцем по щербинкам в камне. Она медленно повела трубой. У основания обрыва – пещеры, от крошечных, в какие и Крыса с трудом бы протиснулась, до больших, позволяющих укрыть всю их колонну. На Островах птицы не гнездились в пещерах, но как знать. Может, на другой стороне земного шара кеттралы ведут себя иначе? Пока не заглянешь внутрь, наверняка не скажешь.

Она перевела трубу на низкий уступ, от него на несколько шагов вверх, и…

Вот.

Кто не видел кеттральего гнезда, ни за что бы не угадал его в этом нагромождении сучьев шагах в сорока-пятидесяти от основания утеса. Аккуратное нагромождение. На горе выше обрыва деревья не росли. Там только камень, снег и лед. Лес закончился тысячами футов ниже. Сучья сами собой не влезли бы на уступ. Их кто-то принес. Кто-то немаленький.

– Здесь они, – пробормотала Гвенна.

– Кеттралы? – резко отозвался Джонон.

– Кеттралы, – кивнула она.

Правда оставила на языке вкус обмана – как лживое обещание. Стоя под секущим спину ледяным ветром, Гвенна поняла, что никогда не надеялась на успех экспедиции. Просто император приказала, а ей больше некуда было податься. Она кивала на разговоры Киля о картах и на стратегические соображения Джонона, потому что этого от нее хотели: кивай и молчи. И ей легко молчалось, потому что вся затея с экспедицией выглядела бесполезной, бессмысленной, безнадежной. Трактату кшештрим сколько там – десять тысяч лет? Менкидок – глушь неведомая. Один внезапно налетевший шторм мог разбить или потопить корабль, и вот уже последняя надежда вернуть