Однако занесло его сюда.

Скрючившись на карнизе, Акйил заглянул в переулок.

Детский плач за спиной перешел в тонкий отчаянный вопль. Мужской голос – тяжелый пьяный бас – взревел, требуя тишины. Всхлипнула женщина. У Акйила сжалось в груди, ладони вдруг стали липкими. Память тела на миг взяла верх, он стал пяти-шести лет, голодным, злым, запуганным.

«Только ты теперь не такой», – беззвучно напомнил он себе.

Акйил поджал ноги, уселся на карнизе, закрыл глаза, обратил внимание внутрь себя и принялся распутывать узлы мыслей и чувств. Плачут дети – дети всегда плачут. Пьяницы орут. Дерьмо воняет. Все это – не из-за него. Он здесь ни при чем. Робкий мальчонка-сирота, выживавший в этих переулках, ушел, улетел с прошлогодним ветром. Он сделал вдох, еще один и еще, выровнял пульс и течение мыслей. И когда снова открыл глаза, переулок был как переулок, город – как все города на свете.

На той стороне распахнулась дверь, в ночь вывалились двое мужчин. За ними выплеснулся свет, голоса забулдыг, но дверь тут же захлопнулась, снова отбросив переулок в темноту.

– Провались этот Капитан, – зарычал один, – и его драные карты! Я вот щас вернусь и…

Капитан…

Так. Мерзавец жив и все еще царствует в провонявших мочой и нищетой углах. Вот и в этом углу, как видно. Акйил до слов мужчины не очень понимал, в каком месте квартала очутился, но, присмотревшись к дому напротив, узнал. Хотя теперь дом казался меньше, чем виделся его детским глазам. И грязнее, если такое возможно. Странное дело, куда его ноги принесли. И еще удивительнее, что́ заставило его задержаться, прислушиваясь к разговору внизу.

Пьяница из таверны наполовину развернулся – он двигался медленно, как под водой, – когда приятель ухватил его за локоть и оттащил от двери.

– А вот и вернусь, – упорствовал первый. – За своими деньгами, хрен ему в глотку!

– Забудь ты о деньгах, Андраз, – втолковывал второй. – Вернешься, там и останешься.

– Да пошел он… Пошел он! За мной двадцать лет в легионах, скажешь, нет? А этот «капитан»… чего он капитан? Просто мелкий гаденыш с дубинкой и сворой псов. Я вот вернусь и в лицо ему скажу…

Второй вцепился в приятеля.

– Ничего ты ему не скажешь, Раз. Знаешь почему? Потому что он тебя прикончит на хрен.

Андраз пошатнулся.

– Идем-идем, – уговаривал его приятель. – Завтра отыграешься.

Лучше бы он этого не говорил.

– Ни хрена не завтра! – рявкнул Андраз и, вырвав руку, повернулся к дверям. – Ни хрена!

Акйил свалился с крыши в нескольких шагах перед ними. Оба пьянчуги вылупили глаза, но тут же, отшатнувшись друг от друга, потянулись за ножами.

– Вот этого не надо, – отмахнулся Акйил, заодно показав им пустые руки. – Я вас грабить не собирался. Тем более слышал, вы уже продули последние монеты.

Андраз неуклюже потянул из ножен на спине длинный уродливый кинжал и выставил его перед собой. Клинок раскачивался из стороны в сторону, целясь более или менее в грудь Акйилу.

– Ты что за хрен? – возмутился пьяный. – И что это за хрень на тебе болтается?

– Ряса, – кротко ответил Акйил, не забывая держать руки на виду.

– Сраная ряса!

– Сраная ряса, – согласился Акйил.

Андраз хмыкнул и оставил его балахон в покое.

– Ты из людей Капитана? – вмешался его друг, стреляя глазами в тени за спиной Акйила.

На миг Акйилу послышались в общем смятении ночи вопли Жепастика. Заеденный свиньями мальчишка умирает не сразу.

– Это вряд ли.

– А что ты делал на крыше?

Акйил улыбнулся:

– Там спокойнее. И чище. В дерьмо не вляпаешься. – Он кивнул на колеблющийся клинок. – И никто тебя не прирежет…

– Чего тебе надо? – рыкнул Андраз.

– Чего надо? – задумчиво повторил Акйил.

Он мог уже быть на южной окраине, на воле, далеко и от громил Адер, и от квартала. А потащился сюда, как глупая шавка возвращается к избившему ее хозяину.

– Я хотел спросить, – кривя губы в улыбке, ответил он наконец, – не сыграть ли нам на пару, господа?

* * *

«Дохлая лошадь» пахла примерно под стать названию. Тяжелый дух разгоряченных потных тел остановил Акйила в дверях, заставив глотать подступившую к горлу рвоту. По обе стороны зала тянулись длинные столы на козлах, но за ними никто не сидел. Зато на крышке ближайшего к Акйилу стола отплясывала троица ганнан-легионеров – те низко приседали, подпрыгивали, ухали на каждом коленце, вбивая подошвы сапог в занозистые доски. На столе брякали кружки и деревянные миски, а от особенно могучего притопа одна посудина съехала за край, расплескав по полу бурый соус с ошметками варева.

К стене позади плясунов кто-то прижал женщину, задрал ей юбки и нажаривал, нажаривал без остановки. Женщина вдруг скривилась и залепила мужчине оплеуху.

– Не умеешь толком, так я других найду на это дело.

Кучка зрителей разразилась одобрительными криками. Акйил не расслышал, что ответил мужчина, но задергался тот еще усерднее. Силы у него хватало, только, по всему видно, женщине от нее было мало удовольствия.

Акйил попал в Ашк-лан девственником и девственником его покинул. После первого удачного дельца в Изгибе он потратил горсть медяков на портовую шлюху. Та усердно взвизгивала, выгибалась и царапала ему грудь, только все это было представление. Пока оно продолжалось, им двигал какой-то животный пыл, но, когда все кончилось, когда она забрала деньги, потрепала его по голове и шмыгнула в темноту, он проникся смутным отвращением к самому себе. Что было удивительно, ведь кража этих самых монет его ничуть не смущала. Уставившись в потолок гостиничной комнатушки, Акйил винил во всем хин. Годы неподвижного сидения, постов, отказа своему телу в самых простых нуждах что-то в нем поломали.

На следующую ночь он сделал еще одну попытку, на сей раз с двумя шлюхами. И на сей раз, вместо того чтобы прямо приступить к делу, не стал снимать балахона. Шлюхи не растерялись. Как видно, им немало попадалось мужчин, которых само дело не интересовало или было не по силам, зато они платили хорошие деньги за погляд. Он чуть не целую ночь сидел, скрестив ноги, у кровати и запечатлевал в памяти происходящее. Поначалу и это выглядело представлением – с наигранными содроганиями и стонами, – но, когда догорела свечка и опустела бутылка рома, наигрыш пропал.

Они и раньше работали вдвоем, это сразу было заметно, но то были деловые отношения. Шлюхи изучили друг друга, знали, где тронуть, как тронуть и когда отнять руку, когда заговорить, когда промолчать. Он нанимал их в расчете усвоить, в чем хитрость, выучить уловки, которые преобразят его из монаха-девственника