в героя-любовника. Он был готов учиться новым приемам, а оказалось, нечего тут запоминать. Сложные движения рук, губ, пальцев, языков – все это имело значение, но только потому, что было что-то еще, что-то более глубокое и невидимое даже для его заостренного монашеством взгляда. Когда женщины уснули, не расцепляя переплетенных рук, он оставил на полочке над очагом монеты и тихо ушел, не став их будить. И за прошедшие с тех пор годы больше шлюх не нанимал.

– Мы сюда долбиться пришли или в карты играть? – напомнил о себе Андраз.

Акйил оторвал глаза от покряхтывающей пары, повернулся лицом к пьяному спутнику. Его друг после долгих и тщетных усилий отступился и канул в темноту – слишком умный или слишком трезвый, чтобы участвовать в попытке облапошить Капитана. На Андраза и незнакомца в рясе он смотрел уже как на покойников. Акйил оглянулся. Приоткрытая дверь в двух шагах, еще можно уйти. Можно сказать этому Андразу, что его приятель прав, что мошенничать против Капитана – самоубийство, что они найдут другую таверну. Он бы поставил этому парню выпивку, а потом они бы расстались, унося с собой такую бесценную роскошь, как целые кости и неперерезанное горло.

– Что делать, помнишь? – спросил вместо того Акйил.

Андраз вперил в него стеклянный взгляд.

– Я должен знать, что ты помнишь, – сказал Акйил, взяв его за плечо.

– Ты моргаешь – я ставлю.

Пьяный сбросил его руку и стал проталкиваться в глубину зала.

Очевидно, не лучший сообщник, но ведь в том-то и хитрость. Андраз – явный болван и откровенно пьяный. За карточным столом никто в том не усомнится: он же четверть часа как вышел из таверны, а значит, никто его в обмане не заподозрит. А вот Акйила заподозрят, но Акйил-то сам выигрывать не собирался. Затем ему и понадобился пьяный болван.

Из глубины зала к нависшему над суматохой помосту поднималась узкая винтовая лестница. У перил стояли два охранника с арбалетами, угрюмо разглядывали сверху толпу. Ни карточного стола, ни игроков Акйил под таким углом не видел, да оно и понятно. Капитан не выжил бы двадцать лет в квартале, подставляй он врагам спину под выстрел. Всякому, кто решил бы на него напасть, пришлось бы пробиться мимо двух часовых у подножия лестницы – лысых, исполосованных шрамами мускулистых близнецов – и взбежать по крутым изгибам прямо под арбалетные болты.

Хорошо, что Акйил нападать не собирался.

Когда к лестнице приблизился Андраз, один из братьев-охранников хмуро покачал головой и толкнул его ладонью в грудь.

– Хватит с тебя, Раз.

– Уверен, Фори? – Андраз наклеил на лицо улыбочку. – Капитану больше не нужна моя монета?

– Твоя монета уже у Капитана.

Андраз выудил из-за пазухи пополненный Акйилом кошелек.

– А вот эта – нет.

Фори насупился, взял и опростал себе на ладонь кожаный мешочек – с десяток серебряков и медь. Для игры в квартале – не мелочь, даже для Капитана.

Охранник, крякнув, поднял рассеченную шрамом бровь:

– Кого зарезал?

– Нашелся тут один, – неопределенно объяснил Андраз. – Должен мне был.

Фори присмотрелся к пьяному; морща лоб, пошарил взглядом у того за спиной, будто думал увидеть поперек стола мертвое тело, потом передернул плечами, высыпал монеты обратно в кошелек и вернул хозяину.

Андраз хотел пройти мимо, но рослый страж уперся ему в грудь мясистой ладонью.

– Если думаешь нашуметь там, наверху, не забывай: Капитан сегодня свиней еще не кормил.

– Нехорошо угрожать клиентам, Фори.

– Я не угрожаю. Умей проигрывать как мужчина, так мужчиной отсюда и уйдешь.

– Не собираюсь я проигрывать, – подмигнул ему Андраз.

Акйил стер с лица всякий намек на улыбку. Вот эта тупая самоуверенность ему для дела и требовалась.

Фори фыркнул носом, хрустнул пальцами, будто готовился вскоре задать работу кулакам, потом заметил Акйила и сощурил глаза.

– Чего-то хочешь?

– В карты хочу сыграть, – кивнул Акйил.

Он противоречил своим словам всей повадкой, всем видом. Фори должен был увидеть в нем человека, который никак не хочет играть в карты, которого против воли пригнала сюда нужда. Акйил обеими руками стискивал кошелек – как бы не сорвали с пояса – и съежился, когда охранник протянул к нему руку.

– Не обижу я тебя, – покачал головой Фори. – Пока не обижу.

– Да, – не поднимая глаз, отозвался Акйил. – Да, я знаю.

Фори взял его за грудки, пальцами, как купец на рынке, помял грубую ткань.

– Это еще что? Ряса?

– Ряса, – кивнул Акйил.

– Чего ради ты ее напялил?

– Ношу, что есть.

– Кто же носит рясу?

– Монахи. Я монах.

– Тут, в общем-то, не место для монахов, – нахмурился Фори.

Кивнув, Акйил собрал все тепло своего тела и выплеснул себе в лицо, так что над бровями проступил пот.

– Это я понимаю, но говорят, тут играют…

– Не слыхал, чтобы монахи играли в карты.

– Да нет же, – промямлил Акйил. – Уже нет.

– Уже не играешь?

– Уже не монах. Меня… изгнали.

– Изгнали! – Брови у Фори поползли на лоб. – Что натворил монах, чтобы его вышибли из монастыря?

Акйил, продолжая потеть, судорожно вздохнул:

– Блудодеяние.

– Блудодеяние! – громко, чтобы слышал брат, повторил Фори.

Второй близнец, до того занятый толпой внизу, повернулся и расплылся в желтозубой ухмылке:

– Это значит, кого-то поимел.

– Знаю, что это значит, – огрызнулся первый и обратился к Акйилу: – Это с кем же ты блудил?

– Что? Ни с кем!

– Ни с кем? – покачал головой Фори. – Как же это тебя выгнали за блудодеяние, когда ты не блудил?

– Нет. То есть… я – да. Просто она… я только с ней.

Страж прищурился на его потный лоб:

– Ты больной?

– Нет. Нет, не больной.

– А потеешь, как лихорадочный.

– Это он с перепугу, Фори, – покачал головой второй близнец. – Трусит за свою драную монашью шкуру.

Фори понимающе кивнул.

– Поискал бы лучше другую игру. Мне монаха отделывать еще не случалось. Должно быть, это не к добру.

Акйил подстегнул свое сердце, пустил его чаще. Эти тупые лбы вряд ли заметят, но нельзя давать себе спуску.

– И не… – Он запнулся, помотал головой. – И не надо меня… отделывать.

– Да уж. В том-то и штука. Все так говорят. А потом проиграются вдрызг. Задолжают Капитану. И тогда нам с Фари… – он указал на брата, – приходится их искать. Ломать. Скармливать свиньям.

– Не придется вам меня свиньям скармливать, – выговорил Акйил. – Мне очень надо. Нужны деньги. Пожалуйста…

– Да хрен с ним, – явно заскучав, бросил Фари. – Пусть проходит.

Фори насупился.

– Если придется ломать, сам будешь. Дурная примета – отделать монаха.

– Буду ломать, – согласился Фари. – Пропусти его.

Громила наконец пожал плечами, неспешно охлопал Акйила, не забыв ни одной складки