его, конечно, не стоило называть вслух. Одним коротким движением запястья Рук мог вскрыть солдату горло. Коземорд был бы недоволен, но Талал не стал бы во дворе первым покойником. А тайна Бьен не раскрылась бы. Пусть она не узнает, как использовать свои силы, но найдутся другие способы бежать. На миг он почувствовал на себе взгляд Кем Анх, ее золотые глаза терпеливо мерили его, ожидая, чтобы Рук завершил начатое.

– Ты жрец Эйры! – прорычала Бьен.

– Так ли? Храм сожгли. Всех перебили. Мы теперь учимся драться насмерть во славу Трех. – Рук кивнул за окно. – Если хотим здесь выжить, нельзя оставаться прежними.

Бьен мотнула головой и, медленно приблизившись к нему, положила руку на запястье.

– Ты жрец Эйры, – повторила она тише, но не менее твердо.

Рук встретил ее взгляд.

– Может быть. А он – нет. Он кеттрал.

– У него тоже есть выбор, – сказала Бьен.

– А если он выберет донести на тебя?

– Значит, донесет, – кивнула она.

– И ты погибнешь.

– И я погибну.

Казалось, они очень долго стояли так, сцепившись взглядами, и она не отнимала руки от его запястья. Талал молчал и не шевелился. Один из опаснейших бойцов на свете, пропади он пропадом. Для Рука осталась одна Бьен, ее тепло, глубина ее карих глаз, ее вера в него, в Талала, во всех на свете – безрассудная, опрометчивая вера отводила его от зыбкой грани.

Наконец Рук кивнул и опустил нож.

Бьен устало улыбнулась.

– Все хорошо? – спросил Талал, оглянувшись на Рука через плечо.

Для такого простого вопроса этот прозвучал слишком натянуто, вот-вот лопнет.

– Это ты мне скажи, – ответил Рук. – Это ведь я приставил тебе нож к горлу.

Солдат пожал плечами:

– Приставить – это еще ничего, лишь бы не резал. – Он потер щетину на шее. – Никакой беды не случилось.

Рук всмотрелся в его лицо:

– Беда бывает и без крови.

– И все-таки. На удивление обнадеживающая мысль, что ты мог меня убить, а не убил.

– Оба вы сумасшедшие, – послушав их, недоверчиво покачала головой Бьен.

– А это не ты додумалась сообщить вражескому солдату, что ты лич? – повел бровью Талал.

– А что, не надо было? – сверкнула глазами Бьен.

– Давай проверим.

Талал встал, прошел к окну, выглянул и плотно закрыл деревянные ставни. Отворив дверь, он осмотрел общее помещение и закрыл ее. И даже после всех этих предосторожностей понизил голос:

– Расскажи, как ты в первый раз воспользовалась силой.

Бьен покачала головой, будто сама не верила тому, что собиралась рассказать.

– В восемь лет, – заговорила она. – В храме мне среди других дел поручали присматривать за малышами.

– За малышами? – вскинул голову Талал.

– Иногда тем, кто приходит помолиться или поговорить со жрецом, не с кем оставить детей. Я за ними присматривала. Мне это дело нравилось. – Она улыбнулась воспоминанию, и тут же улыбка потемнела и погасла. – Однажды мы вышли на причал. Вообще-то, мне не полагалось туда ходить, но было так жарко, а детишек со мной было всего двое. Та, что постарше, лет трех, засадила в ступню гнилую щепку. Я долго вынимала занозу, потому что девочка очень дергалась, а когда наконец подняла глаза, младшей не было.

Она уставилась в темный колодец памяти.

– Я и не слышала, как она упала в воду – даже без плеска. Малышка еще не умела плавать. Ее просто несло течением. Она держалась на поверхности, но была уже в десятке шагов и вниз лицом. Я бы прыгнула за ней, нырнула в воду, но вторая, у меня на коленях, не пускала, и тогда я, не думая, что делаю, протянула к малышке руку и… – Она раза два или три вздохнула, подбирая слова. – Течение остановилось. Все остановилось – вода и плававший на ней мусор. И ребенок. И я вынула ее из воды.

По лицу Бьен текли слезы.

– Не руками. Ее отнесло почти на середину канала. Я ее достала… – она зажмурила глаза, – той силой. Своей силой…

К светильнику слетела ночная бабочка, метнулась прочь, вернулась обратно. Рук поймал себя на том, что следит за ней, будто ее полет был куда важнее признания Бьен. Надо думать, для бабочки так и было.

– А вторая девочка не заметила? – спросил Талал.

Бьен кивнула и тут же мотнула головой:

– Не знаю. Когда я опустила ту малышку на причал, она лежала как мертвая. Я стала возиться с ней, пыталась очистить легкие, вернуть дыхание. Второй всего-то было года два. По-моему, она ничего не поняла. – Бьен глубоко, прерывисто вздохнула. – Я уговаривала себя, что это богиня водила моими руками, что малышку спасла Эйра. Только это была неправда. Когда это повторилось, я поняла.

– Когда это повторилось?

– Через пару недель. Я принесла еду в сиротский дом в Запрудах, а там какой-то пьяный стал лапать мальчика. Я ему сказала, чтобы перестал, ушел. Он не послушал. Он выбил у меня из рук корзину, снова повернулся к мальчику, такому маленькому, стал шарить по нему ладонями… – Бьен содрогнулась. – Я на него кричала, звала на помощь, но никто не помог. Тогда я швырнула его…

Она сбилась, корчась в беспощадных когтях воспоминания.

– Ты защищала ребенка, – мягко напомнил Рук.

– Я его швырнула через всю улицу, Рук! – с перекошенным лицом обрушилась на него Бьен. – Швырнула так, что он налетел на стену, и что-то хрустнуло…

Губы у нее беззвучно, беспомощно шевелились. Бьен дернула ладонью, будто потянулась за чем-то, и сразу уронила.

– Я видела кровь, – наконец выговорила она. – И голова у него как-то не так сидела на шее. И он не шевелился.

Рук положил ладонь ей на плечо. И не знал, поддержка это для нее или тягость.

– Что ты сделала? – спросил Талал.

– Убежала, – прошептала Бьен.

– А потом? Сколько раз ты к ней прибегала?

– Никогда. – Она закрыла глаза, прячась от правды. – Нет. Ложь. – Она оглянулась на Рука. – Еще раз было, незадолго перед тем, как нас схватили. Когда горожане жгли наш храм.

– Что ты с ними сделала?

Бьен закрыла лицо руками, ответила глухо:

– Я их убила.

– Это было не убийство, – угрюмо возразил Рук. – Убийцами были они.

Он как сейчас видел Старика Уена, его помутившиеся слепые глаза, вбитый в его череп топор.

– Любите ненавидящих вас, – ответила ему Бьен строкой десятой заповеди. – Любите злейшего врага, как собственное дитя.

– Как ты их убила? – не отставал Талал.

– Протянув руки. Я раздавила им головы.

Кеттрал кивнул с невозмутимостью человека, которому рассказывают о стирке или рыбной ловле.

– Ты знаешь свой колодец?

Бьен подняла глаза. На щеках у нее были дорожки от слез.

– Я никогда об этом не думала.