Понятно, как она выучилась разыгрывать невинность. Рук задумался, сколько раз она, скрывая свою тайну, лгала ему на прогулках по Домбангу, среди рыночной толкотни, сплетаясь с ним в постели…

Талал, не отрываясь от похлебки, кивнул.

– Один из сотни мифов. – Он сдул парок с ложки, попробовал, поморщился. – Еще я слышал, будто мы умеем дышать под водой и летать.

Ответ прозвучал равнодушно и даже скучливо, но желтоватое свечение тепла от его лица на несколько мгновений потемнело до оранжевого. Правда, это ничего не доказывало. Тело нагревается по сотне причин. Мог разгорячиться от вранья… а мог от похлебки.

– А все-таки, – заметила Бьен, – стражники каждое утро приносят тебе… как там это называется?

– Адаманф.

– Верно, – кивнула она. – Адаманф. Охрана очень беспокоится.

Отправив в рот еще ложку, кеттрал кивнул:

– Это от гордости.

– От гордости? – неподдельно удивилась Бьен.

– Пурпурные бани, – кивнул Талал, – были одним из двух главных войсковых расположений в городе. В казармах размещалось несколько тысяч человек, и почти половину их атака моего крыла застала на месте. Никто – ни верховные жрецы, ни зеленые рубашки, ни стража Арены – не хочет верить, что пятеро аннурцев управились с ними одними клинками и стрелами.

– Клинками, стрелами и огроменным коршуном, – напомнил Рук.

– Конечно, кеттрал дал нам преимущество, но условия для него были неподходящие. Пока мы его не застрелили, он убил, может, с десяток зеленых рубашек.

– Вы застрелили собственную птицу? – изумилась Бьен.

Прежде чем ответить, кеттрал долго смотрел за открытое окно.

– Не удавалось его вывести, и оставлять жрецам было нельзя.

Рук снова поразился холодной стали, скрытой под легкой улыбкой и дружеским обращением Талала. Пока все они – пленники двора, он, чтобы выжить, мог предложить и союз, и дружбу, но доведись выбирать между их жизнями и своей, этот колебаться не станет.

– Пойми, никто не хочет признавать, что мы всего впятером прорвались в казармы, поубивали десятки стражников и сожгли здание. Если допустить, что в дело замешалась нездоровая, таинственная сила, становится не так обидно. – Талал покачал головой. – Поят адаманфом и выкручивают руки, добиваясь, чтобы я признал себя личем? Они просто спасают лицо. Поверьте, будь я личем, я бы еще за пятьсот шагов спалил здесь все и упорхнул домой.

Рук со своего места у окна изучал его лицо. На вид не скажешь, что врет. Он выглядит пленником, которому обрыдло снова и снова отвечать на глупые вопросы; которому после долгого дня на солнцепеке доесть бы спокойно свою похлебку. Больше того, его объяснение казалось правдоподобным. Будь он личем, ему не было бы нужды проникать в Пурпурные бани. И вообще, имей империя в своем распоряжении личей, не допустила бы переворота в Домбанге. Рук уже открыл рот, чтобы перевести разговор на другое, заговорить об упражнениях с копьем, придуманных Коземордом, но Бьен его опередила – выплюнула в короткое молчание убийственные для них обоих слова.

– Я…

Зыбкий огонек светильника разрисовал ее исказившееся лицо тенями.

– Я лич.

Талал замер, не донеся ложки до рта. Потом медленно опустил ее в миску. Где-то в огромной ночи ухнула сумеречная сова.

– Ничего интереснее, – тихо проговорил кеттрал, – я за весь день не слышал.

Это было сказано с тем же безразличием, с каким он упомянул убийство своей птицы.

«Голос солдата, – подумал Рук. – Его настоящий голос».

Бьен, приоткрыв рот, с вызовом уставила на него темные глаза.

– Зачем ты мне это сказала?

– Затем, что ты мог бы помочь. Потому что я думаю, ты тоже лич.

– Несмотря на все мои слова?

– Да, – кивнула Бьен.

Талал не сводил с нее глаз.

Рук бесшумно скользнул к нему за спину, приставил нож к горлу под подбородком. Он ждал, что солдат выбранится, отпрянет или замахнется. А Талал сохранял полную, сверхъестественную неподвижность.

– Не нужно меня убивать, – тихо сказал он.

Бьен вскочила, сверкнула глазами.

– Ты что делаешь?

– Защищает тебя, – спокойно объяснил Талал.

– Перестань, Рук. Он на нашей стороне.

Талал осторожно, опасаясь порезаться о лезвие, качнул головой.

– Он в этом не уверен.

– Не уверен, – согласился Рук.

– Я уважаю твой порыв, – сказал Талал, – однако это ни к чему. Бьен права.

Та перевела взгляд с Рука на кеттрал:

– Права?

– У нас используют личей, и я один из них.

На самом краю слышимости шипел фитилек светильника. Талал сглотнул, и Рук расслышал, как бронзовое лезвие скребет по щетине на шее.

– Так почему ты не сделал, как сказал? – наконец спросил он. – Не спалил Бани прямо с птицы, не спускаясь на землю?

– По той же причине, по какой не испепелил напавших на меня зеленых рубашек. – Он неторопливо повел рукой, указывая на себя. – По той же причине, по какой обзавелся всеми этими шрамами.

– И по какой же?

– Я слабый.

Рук при этих словах подавился смешком.

– Готов поспорить, опасней тебя здесь никого нет.

– Я слабый лич.

– Они что, бывают разной силы? – встрепенулась Бьен.

– Как и все, – кивнул Талал.

Новую паузу разорвал хриплый хохот с дальнего конца двора. Кто-то проорал пару строк из старой домбангской застольной и смолк.

– Убери ты свой нож, Рук, – попросила Бьен. – Пожалуйста.

– Оставлю пока, – покачал он головой.

– Сказал же, что он лич, – заспорила она. – Как я.

– Он совсем не как ты, Бьен. Он – аннурский солдат.

– Даже аннурским солдатам случается говорить правду, – невозмутимо заметил Талал.

Рук покачал головой:

– Ты в дельте не видел болотных крыс?

– Я больше высматривал змей и пауков.

– Болотным крысам, – сказал Рук, – трудно живется. Они рады бы съесть птицу, синеголового стервятника или лопатоноса, но они крысы. Им к таким и близко не подобраться. И знаешь, как они поступают?

– Предчувствую, что ты мне сейчас расскажешь.

– Они притворяются мертвыми. Нарочно гадят, чтобы пахнуть гнилой падалью, и лежат не двигаясь, пока птицы не слетят поклевать мертвечину. А потом перегрызают им шеи и жрут.

– Сравнение с обгадившейся крысой, – заметил Талал, – для меня не лестно.

– А должно быть лестным. Все толкуют о крокодилах и ягуарах, о квирнах и змеях, а самый опасный хищник в дельте – болотная крыса. Самый убийственный.

– Ты бы себя слышал! – прошипела Бьен. – Что ты несешь! Убери нож!

Рук взглянул ей в глаза:

– Бьен, он быстрее меня. Сильнее. Может, он назвался личем для виду, притворяется слабым. Он же не признавался, пока я ему нож к горлу не приставил. Уберу нож – уже не смогу ему помешать, если он решит напасть. И ты не сможешь.

– Ну… и что? – возмутилась она. – Так и будешь ходить за ним, держа нож у горла?

– Странно будет смотреться, – поддержал ее Талал.

Был и другой вариант, но