– Опасность – это девятилетняя девчонка в цепях?

Гвенна удивилась, расслышав в своем голосе презрение. Давно она никого, кроме себя, не презирала.

– Девчонка с ножом может перерезать горло не хуже аннурского солдата.

– Горло она пытается перерезать мне.

– А вы не думали, какой ущерб понесет экспедиция, если ей это удастся? Вас отправила сюда сама император, да воссияют дни ее жизни. Отправила потому, что, несмотря на ваши многочисленные, бьющие в глаза недостатки, только вы имеете опыт в обращении с необходимыми нам птицами.

– В книгах у Киля…

– Книги есть книги. История. Они тысячи лет как устарели. Вы имели дело с этими птицами, кормили их, изучали их, летали на них. Ваши познания еще могут оказаться важными, решающими. Вам больше не летать, но ваши соратники, ваше крыло – те, кого вы не добили, – в случае нашего успеха выиграют. Если мы добудем яйца, они со временем, возможно, получат птицу. Но вы о них не думаете. Вы считаете себя вправе распоряжаться своей жизнью, выбросить ее на ветер, разыгрывая опасную игру с этой вонючей зверушкой. – Он разглядывал ее глубокими зелеными глазами. – Поражаюсь вашей самовлюбленности. Вот что погубило ваших людей. Ваша самовлюбленность.

И снова она увидела: бросающийся в огонь Быстрый Джак; Быстрый Джак, сражающийся, кажется, со всем Домбангом разом; Быстрый Джак падает подрубленным деревом поперек тропы. Талал кричит ей: «Уходи! Уходи!» Талал гибнет, и всего его – его твердости, его смеха – как не бывало. Она вглядывалась в воспоминания, и стыд снова расцветал в ней больным, гнилым цветком. На день или два она сумела оттеснить сомнения на край сознания, а теперь они опять подступили вплотную. Нахлынул страх. Безымянный, беспричинный, неодолимый страх – яюша – разъедал кишки кислотой. Мир показался невероятно далеким, ушедшим без возврата.

– На хрен адмирал.

Гвенна сбилась, осмысливая слова и направление, откуда они прозвучали.

– На хрен. На хрен адмирал.

Крыса. Сверкает глазами, мотает головой, тычет в Джонона тощим пальчиком.

– Вот это – свет империи, – Джонон, кривя губы, вглядывался в лицо Гвенны, – зажженный вами в сердце дикарки?

– Она учится, – повторила Гвенна. – Каждый день запоминает новые слова.

От адмирала несло брезгливостью, но он пока молчал, разглядывая их обеих.

– Извольте сдать нож, – сказал он наконец. – Пока не удостоверюсь, что вы совершенно бесполезны, я не допущу вашей смерти.

Гвенна, как во сне, вытянула из-за пояса нож и передала адмиралу.

– А теперь ступайте. – Джонон отвернулся.

Ночь выдалась холодной. Наточенный на ледниках ветер с вершин резал кожу. Гвенна чувствовала себя убитым солдатами оленем – выпотрошенной, пустой.

Крыса подергала связавшую их цепь. Гвенна обернулась.

– Нет нож. – Крыса внимательно смотрела на нее. – Тело. Рука.

Она взяла Гвенну за запястье, сделала движение, словно выкручивала.

– Тело. – Девочка всем телом бросилась на Гвенну, неловко обхватила за пояс. – Рука.

Она вбила костлявые кулачки ей в почки и колотила, повторяя с каждым ударом:

– Рука. Рука. Рука.

Гвенна вывернулась, не успев осмыслить движения, перехватила тощую ручонку, заломила за спину.

– Да. – Крыса, вывернув шею, смотрела на нее, глаза налились лунным светом. – Да.

– Хочешь учиться рукопашному бою?

– Рукопашному… – повторила девочка. – Да.

– Не умеешь ты вовремя остановиться, детка, – покачала головой Гвенна.

– Нет остановиться, – с яростным напором твердила Крыса. – Рукопашному. На хрен остановиться.

* * *

За время пути до предгорий Крыса более или менее освоила с десяток перехватов руки. Гвенна начала с самых основ – удержание, уклонение, обход защиты, – но короткие детские ноги и легкий вес не позволяли девочке сдерживать противника своим телом. Удачнее получилось с перехватом запястий, пусть даже они были сложнее и не так опасны, как удушающий захват. В схватке Крыса бормотала себе под нос – когда по-аннурски, когда по-своему, снова и снова повторяла одни и те же яростные звуки и выкручивала Гвенне запястье, угрожая переломом. Она хотела учиться каждый вечер, сколько бы миль они ни покрыли, какое бы изнеможение ни читала в ее глазах Гвенна, какой бы усталостью ни пахли ее кожа и космы. Так или иначе, это был способ согреться – а ночи в горах по мере подъема из прохладных превращались в холодные, – и еще это был способ не думать и не чувствовать, поэтому Гвенна не останавливала девочку. Иногда занятие, бесконечная отработка какой-нибудь стойки, затягивалось до второй смены часовых.

Однажды Крыса заснула посреди броска: потянулась к правой руке Гвенны и в тысячный раз попалась на перехват, когда Гвенна, развернув ее к себе спиной, прижимала к груди и удерживала локтем за шею. Когда девочка обмякла, Гвенна решила сперва, что слишком сильно ее придушила, и только потом разобрала, что это не обморок, а сон. Крыса похрапывала, уронив голову ей на сгиб руки. Гвенна, вытянув шею, заглянула ей в лицо: рот приоткрыт, губы беззвучно шепчут слова. Сейчас, освещенная бледной луной, девочка выглядела еще младше своих лет. Маленькие руки, только что пытавшиеся оторвать большую руку Гвенны, теперь обхватили ее и тянули на себя, как одеяло. Гвенна легла, откинулась затылком на каменистую землю, вслушалась в детское дыхание, уставилась в звездное небо.

– Я не смогу о тебе позаботиться, – пробормотала она.

Холод мира просачивался ей в спину. Дыхание Крысы застывало в ночном воздухе крошечными облачками.

– Я не сумею тебя защитить.

Девочка перевернулась во сне – цепь тихо звякнула. Крыса спрятала лицо на груди у Гвенны.

– Дерьмо, – бросила Гвенна в звездную пустоту. – Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо. На хрен. Дерьмо. Луна.

29

Рук разглядывал Талала через отведенную им троим каморку. Огонек единственного светильника облизывал теплый ночной воздух. Рук прикидывал, сможет ли убить этого человека, если дело обернется плохо. И должен был признать, что почти наверняка не сможет. Даже с чугунным шаром на цепи кеттрал явно входил в число самых смертоносных людей из знакомых Рука. На тренировках он старался не выдавать в полной мере своей силы и скорости, но приобретенный когда-то в дельте опыт борьбы подсказывал, что с этим воином лучше не сходиться в рукопашной. К тому же Руку он по-настоящему нравился. Талал не походил на бессердечного убийцу, как назвал его Рук в разговоре с Бьен. Он был тихим, вдумчивым, твердым – лучше союзника для побега не сыщешь.

Если он, конечно, союзник. Что им сейчас и предстояло выяснить.

– А что, – как бы невзначай спросила Бьен, – кеттрал и правда не используют личей?

Рук не ожидал от нее такой искусной игры. Жрецам Эйры нечасто приходилось лгать и лицемерить, хотя… Бьен ведь была не простая жрица.