– Многие личи так поступают, – с досадой отозвался кеттрал. – Мир был бы много безопаснее, если бы мы обучали таких детей, а не внушали им, что они чудовища.

Бьен взглянула на него как на сумасшедшего.

– Я раздавила головы двух людей. Раздавила, как гнилые плоды. Разве это не чудовищно?

– Это необычно, – пожал плечами Талал. – Многие личи, кого я знавал на Островах, дали бы руку на отсечение за такую силу и точность. И это обученные личи, многие годы изучавшие свои способности. Ты сильная, Бьен.

– Не хочу я быть сильной!

– А какой хочешь?

– Хорошей.

– Одно другому не помеха.

– Я даже управлять этим не могу, – беспомощно покачала она головой.

– Этому я возьмусь научить. Только прежде всего нужно установить твой колодец.

Бьен с опаской рассматривала кеттрал.

– А какие они бывают?

– Самые разные. Соль, кровь, какой-нибудь вид животных. Страх. Боль.

– Страх? – распахнула глаза Бьен.

– Есть личи, извлекающие силу из эмоций, – бесцветным голосом ответил он. – Такой колодец опасен, непредсказуем.

– Ты с такими дрался, – угадал Рук.

– С одним, – кивнул Талал. – Несколько раз он меня едва не убил. Убил дорогих мне людей.

– Я такой быть не хочу.

– Так и не будь. Я знавал множество личей, которых сила не изуродовала, но опасность ты должна сознавать.

– Какую опасность?

– Между личем и его колодцем возникает связь. Кто-то назвал бы это зависимостью. Мы, почти все, без силы чувствуем себя голыми. Пугаемся. Становимся болезненно подозрительными. Со страха люди совершают отчаянные поступки, а бывает, и ужасные.

– Я не ощущаю отчаянной нужды в колодце, – заметила Бьен. – Я его и не знаю даже.

– Ты очень успешно сопротивлялась, – кивнул Талал, – так что привычки полагаться на колодец у тебя не возникло.

– А теперь мне нельзя сопротивляться. – Голос у нее задрожал.

– Пожалуй, нельзя. Если ты хочешь здесь выжить. И вырваться отсюда.

Рук, смотревший до сих пор на Бьен, обернулся к солдату:

– А у тебя какой колодец?

Талал сложил губы трубочкой и медленно выдохнул.

– Ответ на твой вопрос знают всего четверо из ныне живущих.

– Вот о такой подозрительности ты сейчас и говорил, как я понимаю.

– У нее есть причины.

– Все параноики так говорят.

– Лича каждый готов убить, – фыркнул Талал. – У нас всего два средства защиты: тайна и сама сила. Ни один лич без крайней необходимости не открывает своего колодца. Слишком легко было бы отрезать его от источника и воспользоваться слабостью для нападения.

– А как же адаманф? – вскинулась Бьен. – Здесь ты все время отрезан от колодца.

– Я не собираюсь оставаться здесь навсегда.

– И что, по-твоему, стоит нам выбраться, мы сразу обратимся против тебя? А как же сотрудничество? Как наш союз?

– У меня и раньше бывали союзники. Не всегда это кончалось добром.

– Ты многого требуешь, – сказал Рук. – Выведываешь колодец Бьен, не поделившись своим.

– Не я этого хотел, – напомнил ему Талал и обратился к Бьен: – Я мирно ел свой суп, когда ты вдруг объявила, что ты лич. Тебе нужна помощь. Я готов ее оказать. Чтобы тебе помочь, я должен кое-что знать о твоей силе и ее действии. Уж как есть. А если ты передумала, скажи только слово – я вернусь к своей похлебке, будто ничего и не было.

«Вот вам и взаимное доверие», – угрюмо сказал себе Рук.

Сколько ни толкуй о дружбе и союзе, перед ним аннурский солдат, обученный выслеживать и убивать. Если он и поможет Бьен, то по каким-то своим соображениям.

– Хорошо, – сказала Бьен.

– Что – хорошо? – вскинул бровь Талал.

– Я не хочу знать, какой у тебя колодец. Я просто хочу учиться.

Он внимательно посмотрел на нее и кивнул.

– Имей в виду: то, на что способна ты, мне не по силам.

– Откуда ты знаешь, на что я способна?

– Раздавить череп, тем более два сразу – это не всякий кадет на Островах сумеет даже после двух-трех лет обучения.

Рук смотрел за окно, в ночь. Где-то за деревянной стеной двора, за илистыми отмелями хрипло и фальшиво орали песню пьяные голоса. Руку вдруг страшно захотелось хлебнуть квея из кувшина Чудовища.

– Ну так что? – спросила Бьен. – Как же определить мой колодец?

– Он был на причале в тот день, когда ты впервые прибегла к силе. И в Запрудах. И в храме.

Бьен уставила взгляд на свои ладони.

– Чего там только не было. Дерево, воздух, вода…

– Запутанный вопрос, но есть способ решить его куда быстрее, чем ты думаешь. – Он склонил голову к плечу. – Ты сейчас чувствуешь в себе силу?

У Рука восемь или десять раз стукнуло сердце, прежде чем она покачала головой.

– Я не… откуда я знаю, чувствую или нет? Как она чувствуется?

Талал захихикал.

– Что такое?

– Наставники кеттрал задавали этот вопрос кадетам – тем, что наделены силой, – не одну сотню лет. И сводили ответы в толстую книгу.

– И что в ней говорится?

– Все отвечали по-разному, – пожал он плечами. – «Это как солнце сквозь веки. Как видеть сон, понимая, что спишь. Как голос, слышный из-за двери или стены, когда угадываешь смысл разговора, не различая слов».

– Ничего такого я не чувствую.

– В той книге более шестисот страниц.

– А ваши кадеты? – спросила Бьен. – Они просто… знали?

– Большинство. – Талал хмурился, разглядывая ее через стол. – Но некоторые так прониклись отвращением к себе, что их умы отвергали это знание.

– Я ничего не отвергаю.

– Не сознательно. Это само выходит. Как дыхание.

– Но я же пользовалась… этим.

– Непроизвольно. В основном для самозащиты. Или для защиты других. – Талал покачал головой. – Ты должна научиться ею управлять. И направлять.

– Так что мне делать-то?

Лич, помедлив, встал и, переставив свой стул, сел почти вплотную к Бьен.

– Повернись ко мне, – велел он.

– Что будем делать? – вылупилась на него Бьен.

– Я такое видел на Островах. Не знаю, что получится, не помешает ли адаманф. Но попробовать не повредит.

– Что попробовать?

Он уперся локтями в колени, наклонился к ней, раскрыл ладони.

– Личи иногда сравнивают свою силу с колебанием… Не струны или воздуха, несущего звук, а в теле. И колодцы иногда… отзываются друг другу, как струны. Почему, никто не знает. Возьми меня за руки!

Бьен оглянулась на Рука. Тот не знал, куда деваться. Впереди лежала дорога, по какой ему еще не приходилось ступать. Прежде, размышляя о времени, Рук представлял его протокой дельты, течением, уходящим дальше в будущее и увлекающим с собой мир. Но сейчас, неловко стоя в стороне, он понял, что образ был неверен. Время – это нож, или топор, или серп – что-то острое, что-то,