– Не могу! – Эти слова были произнесены шепотом, и в нихбыла вся мука, переполнявшая ее душу.

– Пожалуйста…

Ее глаза набухли от слез; она покачала головой:

– Не могу.

Эндрю тяжело вздохнул и медленно направился к выходу.

Ее рук», протянутая к нему в молчаливом беспомощном порыве,безвольно упала, когда он вышел из комнаты.

Из дома. Из ее жизни.

В зловещей тишине прошла минута, еще минута. Ее пальцыскручивали складки платья, пока не побелели от напряжения; образ искаженного отгоря лица Эндрю навсегда отпечатался в ее мозгу. Она вспомнила, как чувствоваласебя, узнав, что он женат, вспомнила каждодневные муки, которые испытывала,пытаясь изобразить на своем сведенном судорогой горя лице улыбку.

Неожиданно ее сотрясли боль и злоба, и она круто повернуласьк Чарльзу.

– Как вы могли?! – в неистовстве крикнула она. – Как вымогли поступить так с людьми, которые не сделали вам ничего дурного! Вы виделиего лицо? Вы понимаете, что он пережил? Понимаете?

– Да, – сокрушенно ответил Чарльз.

– А знаете ли вы, что пережила я в тот период, когда думала,что он предал меня и что я осталась одна? Я чувствовала себя нищенкой в вашемдоме! Знаете ли вы, что я пережила, полагая, что выхожу за человека, которомуне нужна, и что делаю это, не имея иного выбора…

Ее голос затих, она смотрела на герцога сквозь завесу слез,с которыми тщетно боролась и из-за которых не могла видеть ужасного отчаяния наего лице.

– Виктория, – тихо сказал Чарльз, – не обвиняйте в этомДжейсона. Он не знал, что я притворялся, и ничего не знал о письме…

– Вы лжете! – дрожащим голосом выкрикнула она.

– Нет, клянусь!

Она гордо подняла голову – это было уж слишком; ее глазагорели от возмущения.

– Если вы думаете, что я поверю еще хоть единому слову,сказанному вами или Джейсоном… – Виктория осеклась, заметив мертвенно-серуюбледность лица Чарльза, и выбежала из комнаты.

Спотыкаясь, она промчалась по лестнице и бросилась в своюспальню, не вытирая слез, градом катившихся по ее щекам. В спальне онаоблокотилась спиной о закрытую дверь; ее голова откинулась назад, зубы были доболи стиснуты: она пыталась совладать с отчаянием.

Перед ее мысленным взором вновь возникло перекошенное отболи лицо Эндрю, и она громко застонала от жалости и отчаяния. Ты была моейпутеводной звездой с того самого дня, когда я увидел тебя верхом на индейскомпони… Тори, пожалуйста! Поедем со мной…

Значит, она была разменной пешкой в игре, затеянной двумясебялюбивыми, бессердечными людьми, с горечью решила она. Джейсон прекраснознал, что Эндрю собирается приехать, как прекрасно был осведомлен и о том, чтоЧарльз премило играл в карты в ночь притворного «приступа».

Виктория собралась с силами, сбросила с себя платье и наделаверховой костюм. Если она останется в этом доме еще хоть минуту, то сойдет сума. На Чарльза она не может кричать: если он сойдет в могилу, это останется наее совести. А Джейсон – он должен вернуться к ночи. Она наверняка вонзила быему в сердце нож, если бы увидела его сейчас.

Виктория набросила на себя белую шерстяную накидку и сбежалавниз по ступенькам.

– Виктория, постойте! – крикнул Чарльз, когда она мчаласьчерез коридор в заднюю часть дома.

Виктория резко развернулась, дрожа всем телом.

– Оставьте меня! – крикнула она, пятясь. – Я уезжаю вКлермонт. Хватит вам того, что вы натворили!

– О'Мэлли! – отчаянно рявкнул Чарльз, когда она выбежалачерез черный ход.

– Да, ваша светлость?

– Ты, конечно, подслушал, что произошло в гостиной…

О'Мэлли, которому подслушивание было присуще по натуре,мрачно кивнул, даже не пытаясь отрицать это.

– Ты ездишь верхом?

– Да, но…

– Поезжай за ней, – торопливо сказал Чарльз. – Не знаю,поедет ли она в коляске или верхом, но поезжай за ней. Она хорошо к тебеотносится и прислушается к твоим словам.

– Ее милость сейчас не в настроении слушать кого-нибудь, и,пожалуй, ее можно понять.

– Не важно, черт подери! Если она не захочет вернуться, тохотя бы проводи ее до Клермонта и убедись, что она благополучно добралась тудаи находится в безопасности. Клермонт отсюда в пятнадцати милях к югу, по дорогевдоль реки.

– А если она поедет в Лондон и попытается бежать самериканцем?

Чарльз почесал в затылке, затем энергично затряс головой:

– Нет! Если бы она решилась на это, то уехала бы с нимсейчас.

– Но я не умею так хорошо ездить верхом, как леди Виктория.

– В темноте она не будет гнать коня. А теперь беги в конюшнюи действуй!

Виктория уже неслась галопом на Матадоре, и Волк бежалрядом, когда О'Мэлли еще только мчался к конюшне.

– Подождите, пожалуйста! – крикнул он, но она, казалось, неслышала. Низко наклонившись к шее могучего коня, она гнала его так, будто заней гонится дьявол. – Седлай самую быструю лошадь, которая у нас есть, ипоскорее! – приказал О'Мэлли груму, взглядом провожая колыхавшуюся на ветрубелую накидку, исчезающую за поворотом извилистой аллеи.

Матадор успел не то что проскакать, а буквально пролететьцелых три мили, звонко щелкая копытами по покрытой щебнем дороге, когдаВиктории пришлось замедлить темп – из-за Волка. Верный пес старался неотставать, но в конце концов рухнул в изнеможении. Она подождала, пока онотдышится, и уже собиралась сломя голову нестись дальше, как вдруг услыхалапозади топот копыт и едва доносившийся крик.

Не будучи уверена, преследует ли ее разбойник с большойдороги, нападающий по ночам на одиноких путников, или Джейсон, возможно, ужевернувшийся, Виктория повернула Матадора и быстро поехала прямо через заросли,меняя направление, чтобы сбить преследователя, кто бы он ни был, с толку. Нотот настырно мчался за ней, ломая кусты и уже почти догоняя ее, несмотря на всеее уловки.

Паника и ярость разрывали се грудь, когда она выбраласьиз-под покрова леса, служившего хоть какой-то защитой, и пустила коня галопомпо дороге. Если за ней гонится Джейсон, то она скорее погибнет, чем даст себязагнать, как кролика. Он слишком часто обманывал ее. Хотя вряд ли это Джейсон.Выезжая из Уэйкфилда, она не встретила кареты, не видела ее и тогда, когдавыехала на дорогу, идущую вдоль реки.