машину по полям, спросил меня о Мег. Не то чтобы с большим интересом, просто между прочим. Но он нечасто о ней спрашивал, так что мне было приятно.

  - У нее всё хорошо, спасибо.

  - Она хочет продолжать работать?

  - Что, прости?

  - Она хочет продолжать актерскую карьеру?

  - О, я не знаю. Не думаю. Надеюсь, она захочет быть со мной, выполнять работу, которая исключает съемки в «Форс-мажорах»...их ведь снимают...в Торонто.

  - Хм, понимаю. Ну, мальчик мой, не хватает денег, чтобы сойтись.

  Я уставился на него. О чем он твердит?

  Папа объяснил. Или попытался объяснить:

  - Я не могу платить за кого-то еще. Мне уже приходится платить за твоего брата с Кэтрин.

  Я вздрогнул. Как-то странно папа произнес имя Кэтрин. Помню времена, когда они с Камиллой хотели, чтобы Кейт изменила написание своего имени, потому что уже было два королевских вензеля с буквой C, увенчанной короной: Чарльз и Камилла. Возникнет путаница, если появится еще один. Они предложили писать ее имя «Katherine» с K.

  Теперь мне было интересно, что вышло из этого предложения.

  Я повернулся к Уиллу и спросил:

  - Ты слушаешь?

  Лицо его было непроницаемо.

  Папа поддерживал финансово Уилла и меня, и наши семьи, не просто из щедрости.Это была его работа. Сделка. Мы соглашались служить монархии, ехать туда, куда нас посылали, делать то, что нам велели, отказаться от независимости и позволить закрыть себя в золотой клетке на веки вечные, а за это хранители клетки согласились нас кормить и одевать. Неужели папа со всеми его миллионами от невероятно прибыльного герцогства Корнуолл пытается сказать, что наш плен начал стоить ему слишком дорого?

  Кроме того, сколько на самом деле может стоить проживание и питание Мег? Мне хотелось крикнуть: «Она мало ест! И я попрошу ее саму покупать одежду, если хочешь».

  Вдруг я понял, что дело тут не в деньгах. Папа мог бояться роста расходов на наше содержание, но чего он действительно не мог стерпеть - это появления нового человека, который займет главенствующие позиции в королевской семье, отберет у них популярность, блестящая новая личность придет и затмит его с Камиллой. Он уже это пережил раньше, и ему вовсе не хотелось пережить это снова.

  С этим я сейчас ничего не мог поделать. У меня не было времени на мелочную зависть и дворцовые интриги. Я всё еще пытался придумать, что именно сказать бабушке, и решающий момент приближался.

  Лендровер остановился. Мы высадились, папа выстроил нас вдоль изгороди. Мы ждали, когда появятся птицы. Дул ветер, мыслями я был не здесь, но во время первого выезда вдруг понял, что хорошо стреляю. Я въехал в зону. Возможно, я смог отвлечься на что-то другое, и это стало для меня облегчением. Возможно, я предпочитал сосредоточиться на следующем выстреле, а не на том выстреле из тяжелой артиллерии, который планировал осуществить. Я просто поворачивал ствол, нажимал на спусковой крючок и поражал каждую цель.

  Мы сделали перерыв на обед. Я несколько раз пытался, но не смог поговорить с бабушкой наедине. Ее все время окружали и что-то ей говорили. Так что я уткнулся в обед, ожидая подходящего момента.

  Классический обед во время королевской охоты. Греем замерзшие ноги у костра, жареная картошка, сочное мясо, крем-суп - персонал предусмотрел каждую деталь. Потом - идеальные пудинги. Потом - немного чая, чашка или две. Потом - снова стрелять птиц.

  Во время двух финальных заездов я постоянно бросал украдкой взгляды в сторону бабушки, чтобы узнать, как у нее дела. Выглядела она хорошо. И очень замкнуто.

  Неужели она действительно понятия не имела, что грядет?

  После финального заезда компания рассеялась. Все заканчивали собирать своих птиц и возвращались в лендроверы. Я заметил, что бабушка села в свой ренджровер поменьше и выехала в центр сжатого поля. Она начала искать мертвых птиц, а ее собаки продолжали травлю.

  Рядом с ней не было телохранителей, это, кажется, мой шанс.

  Я вышел в центр сжатого поля, встал рядом с ней и начал помогать. Пока мы прочесывали поле в поисках мертвых птиц, я пытался вовлечь бабушку в легкую беседу, чтобы она расслабилась и чтобы расслабились мои голосовые связки. Ветер усилился, бабушкины щеки, кажется, замерзли, несмотря на шарф, туго повязанный у нее на голове.

  И мое подсознание мне тут никак не помогало. Оно начало проявлять себя. Я вдруг осознал всю серьезность ситуации. Если бабушка откажет...мне придется расстаться с Мег? Я не представлял себя без нее...но также и не представлял неповиновение бабушке. Моя королева, мой главнокомандующий. Если она не даст разрешение, мое сердце будет разбито, и, конечно, я буду искать новый повод, чтобы спросить ее снова, но обстоятельства были против меня. Бабушка славилась тем, что не меняла свое мнение. Так что в это мгновение решалась моя судьба: жизнь начинается или заканчивается. Всё зависело от того, какие слова я выберу, как их произнесу, и как бабушка их услышит.

  Если всего этого было недостаточно, чтобы я лишился дара речи, я видел множество статей, в которых «источники во Дворце» сообщали, что в моей семье кто-то не особо, скажем так, одобряет Мег. Не нравится ее прямота. Смущает ее трудолюбие. Не нравятся даже ее неожиданные вопросы. То, что было здоровой и естественной пытливостью, они считали наглостью.

  Также шептались о смутной и растущей тревоге по поводу ее расы. По углам выражали беспокойство, спрашивали, «готова» ли Братания. Что бы это ни значило. Достигал ли этот сор бабушкиных ушей? Если да, не станет ли эта просьба о разрешении безнадежной затеей?

  Не обречен ли я стать новой Маргарет?

- О, шариковая ручка. Вау..

  Я начал вспоминать другие важные моменты в моей жизни, когда необходимо было получить разрешение. Я запрашивал разрешение у Службы контроля, чтобы стрелять во врагов. Просил разрешения у Королевского фонда, чтобы провести игры Игры Непобежденных. Подумал о летчиках, которые просили у меня разрешение, чтобы пересечь мое воздушное пространство. Я сразу же почувствовал, что вся моя жизнь - бесконечная череда просьб о разрешении, и все они - предисловие к вот этой просьбе о разрешении.

  Бабушка пошла обратно к ренджроверу. Я быстро пошел за ней, собаки кружились у моих ног. Я посмотрел на собак, и мысли мои завертелись. Мама любила говорить, что находиться рядом с бабушкой и собаками - всё равно что стоять на движущемся ковре, и я знал большинство этих собак, мертвых и живых, словно они были моими кузенами и