в машине, мама была за рулем, мы с Уиллом - сзади. Без предупреждения она нажала на педаль газа, и мы понеслись по узким переулкам, ехали на красный свет, выскакивали из-за углов. Мы с Уиллом вжались в сиденья, так что не могли выглянуть в заднее окно, но мы знали, кто нас преследует. Папарацци на мотоциклах и мопедах. «Мамочка, они собираются нас убить? Мы умрем?». Мама в черных очках смотрела в зеркало заднего вида. Спустя пятнадцать минут, после нескольких боковых ударов, мама затормозила, съехала на обочину, выскочила из машины и пошла к папарацци: «Оставьте нас в покое! Бога ради, я еду с детьми, неужели вы не можете оставить нас в покое?». Дрожащая и раскрасневшаяся, она вернулась в машину, хлопнула дверью, закрыла окна, положила голову на руль и расплакалась, а папарацци продолжали шелкать и щелкать. Я вспомнил, как слезы капали с ее больших черных очков, вспомнил, что Уилл застыл, словно статуя, а папарацци продолжали фотографировать. Я вспомнил, что так их ненавидел, и испытывал столь глубокую и вечную любовь к тем, кто сидел в машине.

  Я вспомнил, что был на каникулах на острове Некер, мы сидели втроем на скале, вдруг приплыла лодка с толпой фотографов, они искали нас. В тот день мы играли с водяными бомбочками, они была разбросаны повсюду. Мама быстро соорудила катапульту и раздала нам бомбочки. На счет «три» мы начали стрелять ими в головы фотографов. Ее смех, который я забыл на много лет, вернулся ко мне. Столь же громкий и четкий, как звук машин за окном психотерапевта.

  Я расплакался от радости, когда его услышал.

  29.

   «The Sun» внесла коррективы в свою порноисторию. Маленькая заметка на второй полосе, где никто ее не заметит.

  Что это изменит? Вред уже нанесен.

  Кроме того, это стоило Мег десятки тысяч долларов расходов на юристов.

  Я снова позвонил папе.

  - Не читай это, мальчик мой.

  Я его перебил. Я не собирался снова выслушивать эту чушь.

  Кроме того, я - уже не мальчик.

  Я попробовал новый довод. Напомнил папе, что эти же подлые ублюдки всю жизнь изображали его клоуном, насмехались, что он бьет тревогу из-за изменений климата. Это - мучители, которые подвергали его буллингу, а теперь они мучают и подвергают буллингу его сына с девушкой - разве это не способно вызвать его негодование?

  - Почему я должен умолять тебя, папа? Почему тебе это не кажется важным? Почему это не причиняет тебе боль, почему ты не просыпаешься по ночам из-за того, что пресса третирует Мег? Ты сам говорил, что ее обожаешь. Вы подружились на почве общих музыкальных вкусов, ты считаешь ее забавной и остроумной, ты говорил, что у нее - идеальные манеры. Так что же, папа? Почему?

  Мне не удавалось получить прямой ответ. Разговор ходил по кругу, и когда я повесил трубку, чувствовал себя брошенным.

  Мег тем временем обратилась к Камилле, которая попыталась дать ей совет - сказала, что пресса всегда так поступает с новичками, со временем это всё пройдет, Камилла тоже когда-то была для них плохой девочкой.

  В чем намек? Теперь - очередь Мег? Словно это - сопоставимые ситуации.

  Кроме того, Камилла посоветовала Мег, чтобы я стал генерал-губернатором Бермуд, это решило бы все наши проблемы, мы смогли бы выбраться из эпицентра скандала. Я подумал: «Ну да- ну да, и еще один бонус от этого плана - от нас избавиться».

  В отчаянии я пошел к Уиллу. Воспользовался впервые за много лет появившейся возможностью с ним поговорить - в конце августа 2017 года в Олторпе. Двадцатая годовщина маминой гибели.

  Мы направились на маленькой лодочке на остров. (Мост убрали, чтобы мама могла находиться в уединении, сюда не могли добраться незваные гости). У нас было по букету цветов, мы положили их на могилу. Постояли там какое-то время, думая о своем, потом поговорили о жизни. Я вкратце рассказал ему, что сейчас переживаем мы с Мег.

  - Не переживай, Гарольд. Никто не верит в это дерьмо.

  - Неправда. Верят. Это им - как бальзам на душу изо дня в день, они бы поверили, даже не отдавая себе в этом отчета.

  На это у него не нашлось удовлетворительного ответа, поэтому мы замолчали.

  Потом Уилл сказал нечто необычное. Сказал, что мама - здесь. В смысле - среди нас.

  - Да, Уилл, у меня - такое же чувство.

  - Я думаю, она присутствует в моей жизни, Гарольд. Направляет меня. Устраивает мои дела. Думаю, это она помогла мне создать семью. А теперь я чувствую, что она помогает тебе.

  Я кивнул:

  - Абсолютно согласен. Я чувствую, что она помогла мне найти Мег.

  Уилл отошел в сторону. Он был чем-то озабочен. Кажется, всё зашло как-то слишком далеко.

  - Нет, Гарольд, я в этом не уверен. Я ЭТОГО не говорил!

  30.

  Мег прилетела в Лондон. Сентябрь 2017 года. Мы были в коттедже «Ноттингем». Готовили обед на кухне.

  Коттедж был наполнен...любовью. Переполнен до краев. Казалось даже, что любовь может политься через дверь в сад, на этот заброшенный клочок земли, который очень долго никому не был нужен, но который мы с Мег потихоньку восстановили. Мы скосили траву и расчистили ее граблями, сажали растения и поливали их, часто по вечерам мы сидели там на покрывале, слушали концерты классической музыки, проходившие в парке. Я рассказал Мег о саде с другой стороны нашей стены - о мамином саде. Мы с Уиллом играли там в детстве. Теперь он был закрыт от нас навсегда.

  Так же, как закрыты были от меня прежде мои воспоминания.

  - Кому теперь принадлежит этот сад? - спросила Мег.

  - Он принадлежит принцессе Майкл Кентской. И ее сиамским котам. Мама этих котов презирала.

  Я вдыхал ароматы сада и размышлял об этой новой жизни, трепетно лелеял эту новую жизнь, а Мег сидела в другом углу кухни и пересыпала «Wagamama» из картонных коробок в миски. Не подумав, я вдруг сказал:

  - Я не знаю. Я просто...

  Я сидел к ней спиной. Замер на полуслове, не решался продолжить, не решался оглянуться.

  - Что ты не знаешь, Гар?

  - Я просто...

  - Что?

  - Я люблю тебя.

  Я ждал ответа. Ответа не было.

  Теперь я слышал и чувствовал, что она идет ко мне.

  Я оглянулся, Мег стояла прямо передо мной:

  - Гар, я тоже тебя люблю.

  Эти слова почти с самого начала нашего знакомства вертелись у меня