Стена ближе и ближе, я уже не перебираю ногами, остановился,но меня несет, несет к ней. Внезапно некий голос с небес, охватывающий собойВселенную, говорит гулко, что это и есть сингулярность. Именно этанепроницаемая и непреодолимая стена — будущее, о котором никому не данознать, даже богу…

Я застыл в ужасе, стена прямо передо мной, я ощутил, чтосейчас произойдет нечто ужасное, меня расплющит, и в самом деле вжало в этустену, я задержал дыхание, мое тело медленно исчезает, мясо сползло с костей,кости измельчились и растаяли, но я каким-то образом прошел через стену, ипередо мной заблистал ослепительно радостный свет…

Сердце мое стучало, как у самого трусливого зайца, попавшегов руки охотника, я откинул одеяло и зажмурился от бьющего прямо в глаза солнца:вчера на ночь забыл прикрыть шторы.

Однако в теле холод пережитого страха и тягостное ощущениеамебы, которую рассматривают под микроскопом, пронзило, как жестким излучением.А если вспомнить, что Вселенная, что родилась двенадцать миллиардов лет тому изодного комочка, размером с атом, а то и мельче, если вспомнить, что Вселеннаярастет, развивается, усложняется, в ней появляются новые тяжелые элементы,новые типы звезд, галактик, пространственных струн… что, если движениечеловечества к сингулярности — естественный процесс усложнения Вселенной иобретения ею разума?

Ведь, если честно, то разве у нас, человеков, разум? Это всеинстинкты, только инстинкты. Все усложняющиеся, все более разветвленные, но то,что называем разумом, обслуживает лишь то, что требуют инстинкты. Инстинктытребуют жратвы в изобилии и совокупления при любой возможности, и вотнаконец-то жратва у нас уже из ушей лезет, все это благодарянаучно-техническому прогрессу и модифицированным семенам, а на пути ктотальному совокуплению всем и со всеми убраны последние преграды: совокупляйсяи совокупляйся, запретов отныне нет, совокупляйся с противоположным полом, стаким же, совокупляйся с животными, предметами, мастурбируй, а восхочетсячего-нить необычного — слетай на другую сторону планеты и посовокупляйся снеграми или дикобразами, которые в нашей северной полосе не водятся. Все этонам обеспечили усложненные инстинкты, которые мы гордо именуем разумом.

Но вот действительно мы в своем развитии подошли к… нет, этоВселенная, развиваясь и усложняясь, подошла к тому, что у нее начинаетпоявляться разум. Только появляться. То есть так пугающая нас предстоящаясингулярность — только питекантропность Вселенной. Сингулярностьчеловечества — первая искорка зарождающегося космического разума. Смешнобыло бы полагать, что у Вселенной разум мог быть, скажем, биологическим!.. Илипусть даже кремнийорганическим, что в тысячи тысяч раз мощнее и устойчивеенашего, но все равно мизерно слаб для Вселенной. А вот сингулярность — да,это прорыв, это обретение настоящего разума, пусть пока и слабенького…

Вернее, суперсингулярность. Одна Вселенная — один мозг.

Хотя, кто знает насчет мириад Вселенных…

Кабинет мой похож на компактный центр управления планетойЗемля. На отдельных экранах цветные карты с зонами нестабильности в экономике,на других — этнические конфликты, на третьих — зоны неурожая, а естьчетвертые, пятые и шестые, где вспыхивают свои красные огоньки и грозятразгореться в пламя, если не погасить немедленно.

Я все чаще чувствую себя не мыслителем, как тайно игорделиво позиционирую, а заурядным диспетчером, бросающим на тушение пожаров иконфликтов группы специалистов.

К концу дня на экране, что во всю стену, высветилось окошко,приглушив, но не отключив, все остальные. Кронберг смотрит все так жеаристократично, но в его глазах я видел с тихой щенячьей радостью нечто иное.Уже не взгляд с недосягаемой высоты.

— Уже вечер, — произнес он, — заканчивайтеработу, Юджин. Я понимаю вас, но теперь вы уже в высшей лиге! Если будетевлезать по старой привычке в работу своих подшефных, рискуете проглядеть важныеизменения в обществе.

В его негромком голосе я уловил предостережение. Холодокпрокатился по спине, я ответил торопливо и с нужной дрожью в голосе:

— Это было бы недопустимо! С нашей-то мощью… Мы должныизменения не только видеть, но и предугадывать!

Он кисло улыбнулся.

— Жду вас.

Экран погас. Я некоторое время сидел с сильно бьющимсясердцем, перебирал свои грехи, старался предугадать, чем вызвано егоприглашение в такой категорической форме.

Коридор выглядит залом, а дальше приемная, что кажется мнецеликом перенесенной из фильма о далеком технологическом будущем. Я прошел поэтому царству высоких цифровых и прочих чудес, удержал руку в момент, когдахотел робко постучать, и отворил дверь.

Кронберг заканчивает разговор, я вижу, как шевелятся губы,но слов не слышно, работает сверхчувствительная аппаратура, улавливая ипреобразовывая колебания в гортани.

В этой области остался последний ожидаемый шажок, подумал яс трепетом. Сегодня еще надо шевелить губами, завтра будет достаточно четкодумать, чтобы импульсы мозга преобразовывались в слова.

Пока он говорил, я рассматривал его украдкой. Когда онвпервые позвонил мне, он уже был таким же престарелым аристократом: с седойголовой, натянутой пергаментной кожей, с прямой спиной. Это было, если неошибаюсь, пятнадцать лет тому. Он и сейчас выглядит молодо, если учитывать егопреклонный, с моей колокольни, возраст. Хотя, конечно, пятнадцать лет —огромная разница для сорокалетнего, но когда тебе восемьдесят, то… гм…девяностолетний, по-моему, выглядит примерно так же.

К тому же молодое лицо Кронберга и даже тело могут бытьзаслугой ботоксов, глютаминовой кислоты, липосакции и всяких там подтяжек,потому я обычно обращаю внимание, как такой моложавый господин двигается: легколи встает и садится, на сколько градусов поворачивает голову и на прочиехарактерные для возраста мелочи.

Кронберг не только быстр и точен в движениях, но он у насчемпион и по главному признаку «нестарости» — работоспособности. Он всостоянии пахать с утра до вечера, и перед сном его мозг почти все так же свеж,как и утром. Это главное мерило молодости, а не детская кожа или дажеспортивная фигура: мужчины тоже прибегают к ботоксам и вставляют грудные ипрочие имплантаты.

Он кивнул, заканчивая с кем-то разговор, улыбнулся иповернулся ко мне.

— Юджин, присаживайтесь. Простите, срочные звонкивсегда не вовремя. Привыкайте держаться более раскованно.

Он не отводил взгляда, пока я пересек кабинет и опустился пожесту его руки в кресло. Думаю, морда у меня сейчас совсем не голливудская:бессонная ночь и восемь чашек крепчайшего кофе за рабочий день — заметнодаже для моего молодого организма.

— Плохо спалось? — поинтересовался он. —Работаете вы всегда каторжно…

— Плохо, — согласился я. — Вы мне дали новуюинформацию, я всю ночь провел в поисках…