— Скажи, у тебя не кружится голова? Ты не чувствуешьслабости?

В этот раз Рози рассмеялась более непринужденно.

— Да не волнуйся, все в порядке, честно.

— И тебе понравилось?

— Слабо сказано. — Она возилась с кольцами, через которыепродевались ремешки, затягивающие шлем, но никак не могла с ними справиться.

— Для новичка они не проще, чем морской узел. Я помогу.

Распуская ремешки, он снова склонился над ней —приблизившись на расстояние поцелуя, — но в этот раз не отступил. Ладонямиприподнял шлем, снимая его с головы Рози, а потом поцеловал ее, придерживаяправой рукой за талию; шлем болтался у ее колена на мизинце и безымянном пальцеего левой руки. Для Рози поцелуй означал, что все действительно в порядке, априкосновение губ и ощущение руки Билла на талии были сродни чувствувозвращения в родной дом. Она ощутила, как по щекам скатились две одинокиеслезинки, но это не страшно. Эти слезы не причиняют боли.

Билл чуть-чуть отодвинулся от нее, не снимая руки с талии;шлем, раскачиваясь, как маятник, легонько постукивал ее по колену. Он заглянулей в лицо.

— Все в порядке?

«Да», — хотела ответить Рози, но голос изменил ей, и онапросто молча кивнула головой.

— Ну и прекрасно, — сказал он, а потом серьезно, какчеловек, выполняющий важную, ответственную работу, поцеловал в мокрыепрохладные скулы, сначала под правым глазом, потом под левым. Поцелуи былилегкими, как прикосновение дрожащих ресниц. Рози никогда не чувствовала ничегоподобного. Неожиданно она обхватила Билла руками за шею крепко-крепко, прячалицо на его груди в складках кожаной куртки, плотно закрыв глаза, из которыхпродолжали струиться слезы. Он прижал ее к себе, и та рука, которая преждепокоилась на талии, поднялась, чтобы погладить ее заплетенные в косу волосы.

Через некоторое время она оторвалась от него, провела рукойпо глазам и попыталась улыбнуться.

— Вообще-то я не так часто плачу, — сказала она. — Ты,наверное, этому не поверишь, но я действительно не плакса.

— Верю, — произнес он, снимая свой шлем. — Идем, поможешьмне взять сумку с багажника.

Рози помогла ему распустить эластичный шнур, которыйудерживал сумку-холодильник, и они перенесли ее к одному из столиков дляпикников. Затем повернулась к воде и замерла.

— По-моему, это самое красивое место в мире, — заметила она.— Мне не верится, что, кроме нас, здесь совсем никого нет.

— Дело в том, что двадцать седьмое шоссе немного в сторонеот обычных туристских маршрутов. Я впервые попал сюда еще мальчишкой, приехалвместе с родителями. Отец рассказал, что обнаружил это место почти случайно, когдаобъезжал окрестности на своем мотоцикле. Здесь даже в августе, когда всяостальная часть побережья просто забита до отказа, посетителей не так-то много.

Она бросила на него короткий взгляд.

— Ты привозил сюда других женщин?

— Нет, — ответил он.

— Не хочешь пройтись? Во-первых, чтобы нагулять аппетитперед завтраком, во-вторых, я хотел бы показать тебе кое-что.

— Что?

— Будет лучше, если ты сама увидишь.

— Хорошо.

Он подвел ее к воде, где они уселись на большой обломокскалы и разулись. Ее позабавили белые спортивные носки, показавшиесянеожиданными после тяжелых мотоциклетных ботинок; такие носки ассоциировались унее с уроками физкультуры в старшей школе.

— Оставить здесь или взять с собой? — спросила она, поднимаясвои кроссовки. Билл задумался на минутку.

— Ты свои берешь, а я свои оставляю. Проклятые ботинкитрудно натянуть даже на сухие ноги. Когда же они мокрые, об этом не стоит имечтать.

Он стащил белые носки и аккуратно положил их на массивныеботинки. Что-то в его движении и в том, как выглядели лежащие на ботинкахноски, заставило ее улыбнуться.

— Что такое?

Она покачала головой.

— Ничего. Идем, показывай свой сюрприз. Они зашагали вдольберега на север, Рози несла свои кроссовки, Билл указывал путь. Попробовавводу, она нашла ее настолько холодной, что невольно задержала дыхание, но черезминуту-другую привыкла, и вода уже не казалась обжигающе ледяной. Она виделасвои белые ступни, похожие на бледных рыбин, отделенные от лодыжек отражениемна воде. Идти по каменистому дну было совсем не больно. «Глупая, — подумалаона. — Ты запросто можешь порезаться и даже не почувствуешь этого. От холодаони просто онемели». Но не порезалась. Ей казалось, что Билл не позволит ейпораниться. Мысль смешная, но она действительно так считала.

Пройдя еще ярдов сорок вдоль берега, они наткнулись назаросшую извилистую тропинку, уходящую прочь от воды — крупный белый песок,проглядывающий через низкие, жесткие заросли можжевельника, — и Рози ощутиламимолетное прикосновение deja vu — ложной памяти, словно уже ходила по этойтропинке в давнем, забытом сне.

Билл указал на вершину небольшого холма и тихо пояснил:

— Мы идем туда. Постарайся шуметь как можно меньше.

Дождавшись, пока она наденет кроссовки, снова зашагалвперед. У вершины остановился, поджидая ее, а когда она присоединилась к нему ираскрыла рот, чтобы сказать что-то, сначала прижал палец к ее губам, а потомвытянул его, указывая на упавшее дерево в центре поляны.

Поляна, поросшая густой травой, находилась ярдах впятидесяти от берега; с нее открывался красивый вид на озеро. Под переплетениемоблепленных кусками земли корней лежала рыжая лисица, к животу которой приниклитри детеныша. Неподалеку от них четвертый лисенок сосредоточенно охотился засобственным хвостом в пятне солнечного света. Рози уставилась на них, словнозавороженная.

Билл склонился к ней, и его шепот защекотал ей ухо: — Язаглянул сюда позавчера, решил проверить, на месте ли все и так ли здесьхорошо, как раньше. Я не приезжал сюда лет пять, поэтому хотел убедиться, чтоничего не изменилось. Осматривал окрестности и наткнулся на это семейство.Vulpes fulva на латыни — красная лиса. Малышам не больше шести месяцев.

— Откуда ты так много про них знаешь?

Билл пожал плечами.

— Мне просто нравятся животные. Я читаю о них и стараюсьпонаблюдать за ними в родной среде, если подворачивается случай.

— Ты охотишься?

— Боже упаси, нет. Даже не фотографирую. Просто смотрю.