ни прочим. – Коземорд бронзовым крюком ткнул в сторону Рука. – Что до второго нашего жреца, я очень удивлюсь, если он, живя с вуо-тонами, не выучился обращаться с ножом и сетью.

– Я пятнадцать лет не бывал у вуо-тонов. Если хотите, чтобы я сражался сетью, почему бы не дать мне поупражняться с сетью?

Коземорд заморгал:

– Разве моего объяснения недостаточно?

– Очевидно, недостаточно.

– Кто-то из Достойных другой тройки может выбрать сеть раньше тебя. Чем отрабатывать уже… внедренные навыки, я предпочел обучить вас обращению с менее привычным для вас оружием. Тогда у вас будет выбор.

– А все же, – нехотя кивнул Рук, – на случай, если сеть мне достанется, неплохо бы иметь день-другой стряхнуть пыль со старых навыков.

– Я, – не без обиды отозвался мастер, – намеревался предоставить вам на их… освежение несколько недель. До святых дней еще вдоволь времени.

– Не знаю, не запамятовали ли вы, – вмешалась в разговор Бьен, – что мы не воины, не солдаты. Мы – жрецы Эйры.

Коземорд нахмурил брови и погрозил ей пальцем.

– Нет. Вы были жрецами Эйры – когда-то. Теперь вы – убийцы. Остается один вопрос: о ваших способностях в области нового призвания.

* * *

– А ты… – Рук запнулся, не зная, как высказать свой вопрос. – Ты больше не пробовала?

Бьен устало, не открывая глаз, кивнула. После дня под палящим солнцем, после бесконечного обмена ударами под отсчет Коземорда даже у мужчин отваливались руки. Бьен же оставалось полшага до обморока.

– Каждую ночь пробую. После учений. Пока все спят. – Она покачала головой. – Если есть что хуже, чем быть личем, так это быть бесполезным личем.

Рук, скривившись, украдкой огляделся. Этот затененный уголок за складским сараем был самым уединенным и безопасным местом двора. Что не означало ни уединения, ни безопасности. Подслушай кто их разговор о личах, о том, что она лич, – Бьен конец.

Он бы лучше поговорил в бараке, но в бараке всегда кто-нибудь да был. Коземорд гонял их нещадно. Не проходило дня, чтобы Бьен с Руком и остальными четырьмя не бегали, не боролись, не вели учебных поединков с рассвета до темна. К тому времени, как Достойные вваливались в столовую и, поев, возвращались в барак, всем было не до прогулок. В тесной каморке, кроме Рука и Бьен, помещался Талал (тройкам полагалось жить вместе, так же как вместе сражаться и, возможно, вместе умереть), так что оставалась эта щель между стенами сарая и столовой.

– А если вспомнить ту ночь, когда горел храм?.. – спросил Рук.

– Об этом мы уже… – Она оборвала фразу, поскребла лицо грязными пальцами. – Извини, Рук. Просто не получается. Ты сколько раз просил меня вспомнить. Я вижу, как они умирают. Я чувствую их смерть. Только понять, что я тогда сделала, от этого не легче.

Он открыл было рот и снова закрыл, пока не сорвалось с языка чего похуже. Как ни печально, Рук совершенно не представлял, чем ей помочь. Попроси у него Бьен совета в обращении с ножом или копьем, он бы ночами не спал, передавая ей все, чему успел научиться. Но такие советы ей не требовались. На это был Коземорд. Бьен требовалась та сила, что жила в ее теле. Надежды на эту силу было больше, чем на любое оружие, эта сила могла спасти Бьен, и, вероятно, их обоих, а ему только и оставалось, что день за днем бессильно смотреть, как она мучается.

– Надо ему сказать, – решила Бьен.

Желтое свечение ее теплого лица разгорелось огнем.

– Кому сказать? – спросил Рук, уже предвидя ответ.

– Тому кеттрал. Талалу. Он лич.

– Он говорит, что нет.

– Мы все так говорим. Иначе не выжить. Но ему каждый день дают адаманф, заставляют пить.

– Это они с перепугу, – покачал головой Рук. – И к ноге эту железяку прицепили. Им впервые довелось изловить кеттрал.

– Но если он лич, – сказала Бьен, – мог бы меня научить.

– А если ты ошиблась, он донесет Коземорду, Коземорд передаст охране, тебе перережут горло, вырежут сердце и бросят крокодилам в дельте.

Бьен не дрогнула.

– Не обязательно. Талал достаточно рассудителен. Он поймет, что моя сила… – она не сразу подобрала слово, – ценность. Даже если сам не лич.

– Неизвестно, насколько он рассудителен. О нем мы точно знаем одно: он кеттрал. А это значит – убийца.

Рук вспомнил их разговор во дворе: «Бывают люди, которых нужно убивать».

– Беспощадный убийца, – добавил он.

– К нам он все это время был добр, – упрямо глянула на него Бьен.

– А что ему еще оставалось? Чудовище с Мышонком и Тупицей только и мечтают, чтобы его убили и все снова перестали их замечать, а из остальных у каждого здесь чешутся руки самому с ним разделаться. Талал, как и все мы, пытается выжить.

– Пусть так. А ты не подумал, что он может увидеть в этом… – она указала на самое себя, – именно способ выжить? Ты лучше меня знаешь, что говорят. Кеттрал используют личей.

– Еще бы! Сплетен я слышал уйму, особенно от моряков после двух-трех бутылочек квея. Один полночи мне втолковывал, что аннурский император – не нынешняя, а прошлый – был на самом деле богом боли.

– У тебя же хватает ума отличить бред от дельных рассказов, – мотнула она головой.

– Я тебе и говорю, что это бред. Пока что мы сумели сохранить твою тайну…

– Сохранить? – Она вытаращила на него глаза и замахала руками на теснившие их стены, на взрытую ногами грязь дорожки. – Что здесь можно сохранить? Пока мы тут, нас ежечасно могут зарезать, задушить, разбить нам головы, а если умудримся дожить до святых дней, нам выпадет великая награда: право снова и снова сражаться за свою жизнь, покуда нас кто-нибудь не убьет.

– Или мы их не убьем.

– Рук… – Она опустила ладонь ему на грудь, то ли придержавшись, чтоб не упасть, то ли чтобы запихнуть обратно его слова. – Ты же меня каждый день видишь. Мы здесь уже, кажется, целую вечность, а я и мечом взмахнуть не выучилась. Коземорд связал Чудовищу руки за спиной, так она и то умудрилась меня придушить, одними ногами. Если я не научусь использовать… это… то, что во мне, нам отсюда не выбраться. А если не выберемся, я умру, а ты, пытаясь меня спасти, станешь убивать.

Он взял ее руку, крепче прижал к себе. Они очень давно не прикасались друг к другу. И оба замерли на время. После бесконечного бега и поединков хорошо было постоять неподвижно, чувствуя ее ладонь на груди и прижимая ее своей.

У него все болело. Коземорд постарался. Иногда казалось, тот требует от них невозможного,